"Альберт Анатольевич Лиханов. Голгофа (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Да, вряд ли реально, потому что забытое стремительно кончилось, и,
отряхиваясь от бреда, кляня себя за случившееся, он понял, что
невозвратное невозвратимо и что Зинаида вот таким унизительным способом
просила его забыть о прошлом, просила прощения, то есть просила
невозможного, значит, нереального.
Его прошиб пот.
Бывает, мужчина пользуется слабостью женщины, а вот с ним вышло
наоборот. Зинаида воспользовалась его слабостью, но и он не безгрешен, не
без сознания же, черт возьми, был он с Зинаидой, не в бреду, так что
нечего клясть ее, надо в ней разобраться.
Но как же? Какое прощение, при чем тут прощение, если у него своя
жизнь, а у нее своя, какое прощение, если все, что было между ними, давно
забыто, вычеркнуто из их памяти - и его и ее?
Но, может, дело не в том? Просто она боится одиночества.
А он?
Ведь он тоже боится этого одиночества... Нет, не так. Он много лет
жил один, был совсем одинок. Он привык к одиночеству, но после этого
ранения не хочет возвращаться в свое одиночество. Хочет избавиться от
него.
Он хочет избавиться от одиночества, а она боится остаться одна. Не
все ли одно, в сущности?
Старые жернова, давно не моловшие зерна ненависти, заворочались
внутри Пряхина. Он вспомнил тот день - нарядный, солнечный, летний,
комнату, залитую светом и предназначенную для счастья, и стол с тремя
рюмками - для него, для Зинаиды и для неизвестно откуда взявшегося Петра.
Его захлестнула ненависть, - сильная, обновленная, будто все то было
вчера, а не много лет назад.
- Зачем тебе это? - спросил он Зинаиду.
Плечи ее вздрагивали. Она плакала. И плечи снова покрылись гусиной
кожей.
Он натянул на нее одеяло. Вид этих пупырышек, этой гусиной кожи
вызвал в нем досаду. Все было так глупо... Бедная Зинка... Она мерила
только свое отчаяние, не желая считаться с Алексеем. Она думала, что может
заставить его... Чего заставить?
Ах, Зинка, круглоглазая, глупая, забывшая, что время и поступки
навеки разделяют людей. Но ведь той Зинки нет. Даже той-то, виноватой,
нет. Есть чужая женщина, посторонняя и далекая, полагающая по ошибке, что
у нее есть права на Алексея Пряхина.


Когда Алексей вышел на улицу, погода резко изменилась. Небо
прояснилось, ярко горела лампа круглой луны, и это сходство с лампой
довершал ровный белесый круг, четко, словно циркулем, прочерченный вокруг
нее.
Воздух казался отлитым из стекла, он звенел, далеко передавая
городские звуки: свист маневровой "кукушки" на станции, мальчишеский
выкрик во дворе, глухой кашель прохожего, храп усталой лошади.
Чурбачки в газогенераторной колонке прогорели, едва теплились
красными угольками, и Пряхину пришлось ждать, пока новая порция топлива
как следует разгорячит двигатель.