"Альберт Анатольевич Лиханов. Последние холода " - читать интересную книгу автора

недоумение - я еще никогда в жизни не ел по-зимнему одетым, и она
улыбнулась:
- Да не бойся! Когда холодно, мы разрешаем.
Для верности стянув все-таки шапку, я вошел в обеденный зал.
В столовой был тот ленивый час, когда толпа едоков уже схлынула, а
сами повара, известное дело, должны поесть до общего обеда, чтобы не
раздражаться и быть добрыми, и поэтому по обеденному залу бродила дрема.
Нет, никто не спал, не слипались глаза у поварих в амбразуре, и крашеная
тетка возле короба сидела настороженная, напружиненная, точно кошка,
видать, еще не отошла от волнения ребячьей очереди, но уже и она
напрягалась просто так, по привычке и без надобности. Еще малость - она
притихнет и замурлычет.
Дреме было, понятно, неуютно в этой столовой. Ведь ей требуется
всегда, кроме сытости, еще и тепло, даже духота, а в восьмой столовой
стояла холодрыга. Похоже, дрова для котлов, чтобы еду сварить, еще
нашлись, а вот обогреть холодный монастырский пристрой сил недостало. И
все-таки дрема бродила по столовой - стояла тишина, только побрякивали
ложки немногих едоков, из-за амбразуры медленно и нехотя выплывал белый
вкусный пар, крашеная тетка, едва я подошел к ней со своим талончиком,
смешно закатав глаза, протяжно, со стоном зевнула.
Я получил еду и сел за пустой столик. Есть в пальто было неловко,
толстые стеганые рукава норовили заехать в тарелку, и, чтобы было удобней
сидеть, я подложил под себя портфель. Другое дело! Теперь тарелки не
торчали перед носом, а чуточку опустились, вернее, повыше очутился я, и
дело пошло ходче.
Вот только еда сегодня оказалась похуже вчерашней. На первое -
овсяный суп. Уж как я не хотел есть, уж как я не терпел овсяную кашу,
одолеть суп из овсянки было для меня непомерное геройство. Вспоминая
строгие лица бабушки и мамы, взывавшие меня к твердым правилам питания, я
глотал горячую жидкость с жутким насилием над собой. А власть женской
строгости все-таки велика! Сколь ни был я свободен здесь, в далекой от
дома столовой, как ни укрывали меня от маминых и бабушкиных взоров стены и
расстояние, освобождаться от трудного правила было нелегко. Две трети
тарелки выхлебал пополам с тоской и, вздохнув тяжко, помотав головой, как
бы завершая молчаливый спор, отложил ложку. Взялся за котлету.
Как он присел напротив меня, я даже и не заметил. Возник без единого
шороха. Вчерашний воробей нашумел куда больше, когда слетал на стол. А
этот мальчишка появился точно привидение. И уставился на тарелку с
недоеденным супом.
Я сначала не обратил на это внимания - меня тихое появление пацана
поразило. И еще - он сам.
У него было желтое, почти покойницкое лицо, а на лбу, прямо над
переносицей, заметно синела жилка. Глаза его тоже были желтыми, но, может,
это мне только показалось оттого, что такое лицо? По крайней мере, в них
что-то светилось такое, в этих глазах. Какое-то полыхало страшноватое
пламя. Наверное, такие глаза бывают у сумасшедших. Я сперва так и подумал:
у этого парня не все в порядке. Или он чем-то болен, какой-то такой
странной болезнью, которой я никогда не видывал.
Еще он бросал странные взгляды. У меня даже сердце сжалось, слышно
застучала кровь в висках. Мальчишка смотрел мне в глаза, потом быстро