"Альберт Анатольевич Лиханов. Деревянные кони " - читать интересную книгу автора

нарошно.
"В самом деле, - подумал я. - Он бы мог меня одной левой. Сам
виноват, трепло несчастное. Боксер называется!"
Я попробовал было подняться, но Васька велел мне лежать, чтоб скорее
прошло. Я послушался, а он виновато говорил:
- Это фигня все - боксы разные. Руками только машут. Хошь, драться
по-мужицки научу? - Я мужественно кивал головой. - Сперва знаешь куда бей?
По уху!
Я лежал, кося глаза на зеленый подорожник, прикрывающий мой нос, -
подорожник занимал полнеба и походил на зеленую землю, - слушал Васькино
бормотание, и мне казалось, что мы с Васькой старые-старые приятели, с
самого, может, первого класса знакомы или еще даже раньше.
Я вспомнил, что дома, на столе, лежит раскрытая книжка по боксу,
вспомнил, как соображал, чем бы Ваську удивить, и засмеялся. Все это было
теперь смешным и ненужным...


* * *

Вот так странно мы с Васькой подружились и теперь, как только
сходились - я из школы, Васька со своих курсов, - сразу же перекликались
через стенку.
- Вась! - кричал я, хотя вполне можно было говорить спокойно и он все
равно бы услышал. - Чо делаешь?
- Пишу, - отвечал он, не укрощая свой голос, и я сквозь стенку
слышал, как скрипит и царапает бумагу соседово перо.
Писание у него выходило плохо - его за это на курсах счетоводов
ругали, но Васька убеждал меня, что это не главное.
- Главное, - говорил он, - считать! Счетоводу главное в арифметике не
ошибиться. Сложить, вычесть, помножить, разделить.
Васька в арифметике никогда не ошибался. Он даже семилетки не кончил,
а на курсы счетоводов только с семилеткой принимали. Но его взяли. Потому
что Васька считает как сумасшедший. Прямо без передыху. Спросишь его, он
губами чуть пошевелит и сразу отвечает.
- Двести сорок девять помножить на четыреста двадцать шесть! - кричал
я.
И не проходило полминуты, Васька басил:
- Сто шесть тысяч семьдесят четыре.
Сперва я Ваську проверял, считал на бумаге столбиком, но потом
надоело - он никогда не ошибался.
- Тысяча семьсот восемьдесят четыре умножить на девять тысяч шестьсот
семьдесят пять! - орал я в неописуемом удовольствии.
- Семнадцать миллионов двести шестьдесят тысяч двести, - будто
машина, отвечал Васька, и, пока он молчал, я даже сквозь стенку явственно
ощущал, как шевелит он толстыми губами.
Мама и бабушка, когда мы занимались устным счетом, одобрительно
поглядывали на меня, видя, верно, в этом занятии хорошую сторону
Васькиного на меня влияния, советовали Ваське, чтобы теперь он мне задал
какую-нибудь задачку. Васька послушно спрашивал что-нибудь - сорок восемь,
например, на восемьдесят шесть, - и у меня получалась белиберда,