"Альберт Лиханов. Крутые горы " - читать интересную книгу авторавсем, значит, и ко мне, но я не знал, что мне делать.
Убегать на войну было глупо, смешно, несерьезно, я это понимал. Это все равно, что путаться под ногами у взрослых, только отвлекать их и мешать им. Значит, Родине нужно было помогать здесь. Например, шить кисеты. В третьем классе девчонки шили кисеты и вышивали на них цветными нитками: "Храброму бойцу". Конечно, шить - это девчачье дело, но сейчас шла война. Шить так шить. Пусть курят бойцы махорочку. Я ворочался с боку на бок, представляя сшитые мною кисеты, набитые табаком. Много-много кисетов, и на каждом вышито красными нитками - нет, не "Храброму бойцу", это пусть вышивают девчонки из третьего класса, а мои, мной придуманные слова: "Бей врага!" Впрочем, можно было вышить еще лучше: "Смерть фашизму!" или "Смерть фашисту!" - так было понятнее, и я, прикрыв глаза, попробовал представить себе фашиста. Фашист был в рогатой каске, с вытаращенными глазами. Рукава у него закатаны; в волосатых, как у обезьяны, руках он держал дымящийся автомат. Фашист был ужасен, отвратителен, и я сказал громко, отчаянно: - Гад, гад! - Ведь этот фашист убил бойца, которого несла мама. На маминой кровати зашелестела простыня. - Ты что? - спросила она тревожно. - Гады эти фашисты! - сказал я громко. - Убили того бойца. Мама помолчала. - Если бы одного! - сказала она вдруг и, словно спохватившись, добавила: - Ты спи, спи! - "Спи"! - обозлился я, вспоминая открытку. Мама молчала. Я думал, она станет ругаться, а она молчала. должен учиться хорошо, гулять и спать. Странный человек! Она говорила со мной, как с маленьким. Учиться, гулять, спать! - "Учиться, гулять, спать"! - повторил я вслух и прибавил, снова вспомнив про отца (ведь это его могли нести сегодня на носилках): - Да я их ненавижу! Ненавижу! Мама мне говорила что-то, требовала, чтобы я спал, а я, сжав зубы, решил, что у меня будет два дела теперь. Я буду шить кисеты. И я буду ненавидеть немцев, этих проклятых гадов. Ненависть - это не занятие, ненавидеть нельзя специально, как, например, шить кисеты. И, кроме того, я ведь не видел живых фашистов. Но я видел две желтых голых ступни убитого ими бойца. И ненависть была для меня делом, на которое, я верил, звала меня, первоклассника, Родина-мать. Утром мы вышли пораньше, потому что мама хотела увидеть Анну Николаевну. Я не сопротивлялся, не возражал. Ну, пусть поговорит, если хочет, ведь Анна Николаевна ни в чем не виновата. Все равно мы пошли бы к санитарному эшелону, все равно бы Вовка показал мне изрешеченный осколками вагон, в котором выбиты стекла, и учительница тут ни при чем. Ныло темно и морозно, как каждое утро. Скрипел под ногами снег, как всегда. Одно было не как всегда. Я шел с открытыми глазами, шел рядом с мамой, не отставая от нее и не давая ей свою руку. |
|
|