"Альберт Анатольевич Лиханов. Солнечное затмение (Повесть) " - читать интересную книгу автора

на свете городов... К бабушке уедем.
Теперь Федор глаза от матери отвел. Посмотрел вбок. Потом на
голубятню свою.
- Их жалеешь? - спросила мать.
Он покачал головой.
- Отца.
Чуть было не оговорился. Чуть не сказал: Американца...
Не успел матери ответить, а тот тут как тут. Из-под земли вырос по
мановению волшебной палочки. Подошел деловой походкой, сел рядом с Федором
на стружки, обнял его. Федя руку отцову стряхнул.
- Вот так вот! - воскликнул отец. - К ним со всем сердцем, а они
почему-то нос воротят. Куда же денешься?
Мать в сторону смотрела, словно и не заметила, что он пришел.
- Ну объясните вы за ради бога! Чем я вам неугодный? Чем нехороший?
Алкаш я, что ли, какой? Ни разу в милиции не ночевал! Вон, поглядите на
мужиков-то! И так и этак валяются, а я! Пивком балуюсь - ну и что? С
приятелями беседую - разве грех?
Мать все молчала, Федор на отца посмотрел. Значит, бросить его мать
предлагает. Уехать к бабушке. В другой город. Но он, Федька, сделать этого
не может. Был бы и впрямь отец буян и громила. Хам какой-нибудь, драчун.
Нет, он жалкий. Худой, щеки ввалились, щетина черная ежом торчит. И
чего-то он просит всегда. У всех. Как и сейчас.
Федор поглядел на мать. Та как неприступная крепость. Все слова
отцовские мимо нее пролетают. Да и правильно. Сколько слов он этих всегда
без толку тратит - пустые они, вот и все.
- Знаешь чего, батяня, - начал Федя, но осекся. Отец умолк, словно
ждал он любого слова, будто слов этих - ругательных или милостивых -
выпрашивал он от сына и жены, и умолк с готовностью, ожидая их, как
подаяния. - Знаешь, батяня, ты, конечно, не алкаш, ты просто... никто.
Отец голову откинул, будто его ударили. Глаза закрыл. Потом выдохнул:
- Никто? Как никто?.. Повтори, повтори!
Но Федор молчал. Краем глаза увидел он, как мать на него взглянула.
Может, с интересом взглянула. Только сейчас сказал он ей, что отца жалеет,
Американца этого, и тут же отцу будто оплеуху закатил. Никто... Это же
надо - никто...
Отец встал, пошатнулся. Федор удивился: не пьяный ведь. Постоял.
Двинулся в сторону. Подошел к дереву. Прислонился к нему. И вдруг Федька
увидел - трясутся у отца плечи. Плачет. Навзрыд. И прохожие
останавливаются. Глядят на отца. Со своего балкона Платонов заорал:
- Гера! Гера, кто тебя обидел?
И Федя не выдержал. Такая жалость к отцу нахлынула, навалилась всей
тяжестью, будто каменная глыбина, и заплакал он, заревел, как маленький,
безысходно, во весь голос, и крикнул сквозь слезы матери, растягивая
слова:
- Что вы делаете, а? Что вы делаете, взрослые люди?!
И у матери навернулись слезы: смахивая их, кинулась она мимо Федьки к
отцу, там, под деревом, схватила мужа за плечи и повела к дому на виду у
всего поселка.
Федор глядел им вслед сперва сквозь слезы. Потом отец и мать, оба
теперь вместе, показались ему жалкими, обиженными, загнанными,