"Альберт Лиханов. Никто (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Кольча теперь поздно возвращался в общежитие, но никто и подумать не
мог его укорить. Валентайн садился ужинать не раньше девяти, а то и десяти
вечера, да и происходило это очень часто в новом месте. Казалось, полгорода
готово распахнуть объятия белобрысому парню со смешной фиксой: он то снимал
ее, то надевал, будто часть своей одежды.
Топорику еще потребуется время все понять и во всем разобраться, пока
же он должен был присутствовать на каждом ужине: тогда-то и произошел с ним
этот конфуз.
На столе оказалась икра - красная и черная, и, когда Валентин подвинул
к нему плоскую тарелочку с блестящей, поблескивающей маленькими шариками
осетровой икрой, Коль-чу чуть не вырвало.
Валентин внимательно вгляделся в него, помолчал и спросил серьезно:
- Дак ты, выходит, ее не видал? И не едал?
Кольча мотнул головой, принялся уверять, что не хочет, привычная
покладистость изменила ему, он уперся и сам себя уверил, что ничего с собой
поделать не может.
Валентайн намазал кусочек белого хлеба маслом, наворотил сверху
столовую ложку икры и принялся стонать от удовольствия, прожевывая
деликатес. Впрочем, когда проглотил бутерброд, проговорил озабоченно:
- Придется приучить тебя и к этому...
Они вообще ели шикарно. Разные паштеты, колбасы, ветчина. Валентин
запивал все это коньяком "Хеннесси" в невиданных ребристых круглых
бутылках, потом подавали уху или борщ, изготовленные по всем правилам
кулинарного искусства, и Кольча млел, пьянея от одной еды, потому что
выпивать ему не полагалось. Потому он, наверное, и ужинал за одним столом с
хозяином, что теперь у него была четкая обязанность: отвезти Валентайна
ночевать.
Это было самое загадочное. Белобрысый велел ему везти себя к такому-то
приблизительно месту. К перекрестку каких-то улиц. К такому-то кинотеатру
или магазину. Потом велел тормознуть, причем требовалось это сделать лихо,
на мгновение, по возможности даже не включая сигнал поворота и не
прижимаясь к бортику, а для этого надо было, чтобы сзади никто не торчал,
никакая машина - затем кратко остановиться, выпустить патрона и, едва
хлопнет дверца, двинуться дальше.
Со стороны выходило так, будто машина вовсе и не останавливалась, а
ровно шла себе по дороге, ну, чуточку тормознула.
Валентин всегда велел выпустить его в малоосвещенных частях улиц,
выскочив, немедленно растворялся, и Кольча даже догадаться не мог, где
ночует его хозяин.
Лишь постепенно стали вырисовываться четыре точки, вокруг которых
проходили трассы Кольчиного автомобиля - "Вольво" или "Мерседеса", - да и
то, если точками можно обозначить городские кварталы, в ущельях которых
исчезал, растворялся хозяин.
Топорик не очень удивлялся этому, не торопился спросить. После
триумфального визита в интернат он сказал себе, что должен радоваться
новому положению, что надо ценить доброе отношение Валентина, его щедрость,
но еще больше надо ценить не посулы и надежды судьбы, а ее реальные
подарки. Когда бы еще он стал опытным слесарем после училища? А тут - раз!
- и за рулем таких классных машин, ничего себе, да еще и ключи в кармане