"Альберт Лиханов. Никто (Повесть)" - читать интересную книгу автора

длинные зубы, перевернул кепон козырьком назад, приплясывал, переодетый в
синюю форму, не стоялось ему, не сиделось, и джинса на нем стучала как
жестяная - нет, не шла ему обновка, выглядел он в ней как-то неуклюже,
неловко - сразу бросалось в глаза. Есть просто-напросто люди, которым
ничего заморское не идет, они рождены ходить в нашем русском тряпье - в
холстине, в трикотаже, в сатине-поплине, а как напялят иноземное, лучше на
них не глядеть, воротит с души. Таким был урожденный жеребец Гнедой.
Но это не испортило Кольчиного триумфа. Цель была достигнута. Три
дружка, хотя один и в больнице, получили от него щедрые дары, и кому какое
дело, что сам-то он их заимел в виде аванса неизвестно еще за что. Главное,
все увидели, что Кольча Топорик в полном порядке, что сам выглядит на все
сто, просто принц, значит, он не просчитался, когда выбрал не крышу
интерната, под которой мог бы безбедно балдеть еще три верных года, а
направил свои стопы в ПТУ, и, видать, зарабатывает прилично.
Последовала краткая пресс-конференция, столь же толковая, сколь
неорганизованная, потому что закончилась коронным ответом на коронный
вопрос, и завернувшая припозднив-шийся визит на новую, уж совсем
недосягаемую высоту.
Какой-то малыш крикнул:
- А ты на машине ездить умеешь? Все грохнули опять. Кто-то воскликнул:
- А ты разве не умеешь?
Но Кольча правильно понял вопрос и, едва утишая раскачавшееся сердце,
ответил:
- А ты сейчас в окно выгляни, о'кей? Когда мы выйдем!
Еще какие-то вопросы и ответы, восклицания и восторги, и они, два
вечерних нежданных визитера, вышли во двор.
Кольча поглядел на второй этаж и толкнул локтем Вален-тайна. Ко всем
огромным окнам прилипли детские лица. Они смотрели на двор, освещенный не
шибко эффектно, не так, конечно, как цирковой манеж, но все же достаточно
освещенный, чтобы разглядеть темно-синюю, в темноте, конечно же, черную,
сверкающую благородным лоском автомашину по имени "Вольво-940". Признак
какой-то далекой от сих мест и дум жизни, призрачно манящей, явно
недосягаемой, но ведь вот достигнутой же одним из них - одним из нас.
Топорик, то и дело поглядывая наверх, подошел к машине. Подождал,
когда на заднее, пассажирское, место усядется Ва-лентайн, сэр и вождь,
распахнул водительскую дверцу и повернулся всем телом к спальному корпусу.
Ему было чуточку не по себе, вроде как неловко, но ведь разве может
быть ловкой красивая, яркая, новая правда, которую ты вкусил, такая другая
правда в сравнении с тем, чем живут и о чем мечтают эти ребята - мальчики и
девочки, прижавшиеся к стеклам второго этажа спального корпуса, и к которым
еще вчера принадлежал он сам.
Нет, не видел он большого греха в своих действиях, в своем этом
параде-алле по интернатскому коридору. Он, в конце концов, внушал надежду.
Показывал людям своей же судьбы, что не стоит отчаиваться. Что все зависит
от них и не надо бояться. Захочешь - получишь.
Он помахал обеими руками. Будто какой-то олимпийский чемпион. Не спеша
сел за руль, захлопнул дверцу и плавно тронул "Вольво" к выезду со двора.
Сердце, раскачавшись, не могло успокоиться.

7