"Альберт Лиханов. Никто (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Топорик теперь выходил из комнаты, когда являлись эти, такие похожие,
родительские пары, до сих пор даже и не знакомые друг с другом, ведь Петьки
жили в разных селениях. Внешне эти родительские пары были непохожими -
широкие у широкого Петьки, будто рыбы одной породы, например, прудовые
караси, и худощавые, как плотва, у Петьки узкого. Однако груз их был до
удивления одинаков: сало, домашняя свиная колбаса, соленые огурцы в
литровых, чтоб не закисли до следующих выходных, банках - то, чем жил
окрестный сельский люд, не шибко богатый и не шибко щедрый, особенно к
другим, особенно к безродным пацанам.
С каждым таким визитом Кольча ощущал себя все больше уязвленным. Ему и
в голову не приходило рассчитывать на угощение, но он просто нутром чуял,
что взрослые, переступая порог общежитской комнаты, едва здороваясь, косясь
на него, о том только и молят высшие силы, чтобы он вышел, не видел
передачи харчей, ни на что не рассчитывал и вообще бы, по возможности,
соскочил с поверхности земли. Кольча их не понимал и даже малость жалел
этих взрослых людей. Неужто они не понимают, что голодных тут нет, что,
слава Богу, пока что не война, ну и если уж приспичит, то он отправится
поесть к тете Даше, которая вполне законно, на основании распоряжения
директора, накормит его интернатским обедом в добавление к обеду
училищному.
Но, ясное дело, эти жлобы не знали Кольчиных правил и, видать,
привыкли всех подозревать в зависти, похоже, и сами прожили, завидуя
кому-то другому, отсюда невидимому, и так опутали себя и детей своих
подозрением, что выпутаться уже никак не могли в своем убогом Бермудском
треугольнике между салом, солеными огурцами и домашней колбасой.
Однажды вечером, глядя, как Петька-широкий и Петька-узкий разложили
персональные узелки - у каждого свое - и начали трапезу, Топорик
рассмеялся. Ему пришла вдруг нечаянная мысль: а что, если бы у него самого
оказались родители-куркули и он стал бы таким же, как Петьки,
куркулем-сыном. Жевал бы свое сало рядом с дружком-жлобом, и ему бы даже в
голову не пришло объединить их куркульские запасы в один запас и есть
по-дружески из одной заначки? Он подумал так и засмеялся, а оба Петьки
сказали ему, разом обозлясь, перебивая и дополняя друг дружку:
- Чего ржешь, казенная тварь?
- Тебя же за счет казны кормят. А нам самим приходится!
- Неужто, - неожиданно сказал им Кольча, - и этому позавидовали?
Петьки малость смутились, а Топорик кинул книжку на одеяло, вышел
покурить. Его опять колотило, но жизнь велела держать удары. Не будешь ведь
каждый раз морды чистить, да он уже испытал, что значит лезть на сильного.
Эти не сильны, но их двое. И вообще, разве в том дело? Они, подумав-то,
правы. Кольче и стипешка, пусть крохотная, и харчи бесплатные, а им - или
плати, или кормись сам. Так что он и есть казенная тварь. А кто еще? Да
никто.
Надо просто набраться терпения, сжать зубы и выдержать все, что
положено. А пока - понять: ты на дне, ты даже среди этих пэтэушников самый
низший, и выжить можно только двумя способами - или вернуться в интернат,
признать свое поражение, неумение жить на свободе, неспособность
выкарабкаться из-под крыши привычной конуры, или попробовать сломать себя,
победить свою слабость, пройти уже однажды пройденный в интернате путь от
слабого и подчиненного к сильному и подчиняющему.