"Альберт Лиханов. Никто (Повесть)" - читать интересную книгу автора

силой все бессмысленно, лучше спрятаться, и Топорик, не признаваясь себе,
прятался: уходил в интернат.
Он являлся к Георгию Ивановичу, вежливо здоровался, просил:
- Можно я с нашими переночую?
Взрослый человек все принимал за чистую монету, разрешал, направляя,
ясное дело, свои мысли по ложному пути:
- Ну, что, скучаешь? Так еще не поздно, и вернуться!
Вернуться? Коля спрашивал себя: а почему бы и нет? Тут же ожесточался:
так быстро сломался? Из-за какого-то Сереги? Что же дальше?
Он улыбался директору, вводя его в дальнейшее заблуждение. Конечно, он
скучает, и разве это плохо, если вчерашний воспитанник возвращается домой -
поболтать с приятелями, даже переночевать, вот ведь и его кровать,
аккуратно заправленная, стоит не занятая никем: всегда пожалуйста.
Ну а пацаны? Они только ликуют, видя в Топорике победителя, учащегося
ПТУ, без пяти минут слесаря по ремонту автомобиля, взрослого, можно
сказать, человека.
Кольча обнимался с братишками, охотно жал руки другим, гладил малышню,
бежавшую к нему, как к архангелу, осиянному золотым свечением добра и
свободы, и, сглатывая, прятал этот отвратный обман в себя.
Да какой он к черту победитель, когда самая настоящая побитая собака!
Ночи три, с перерывами, правда, он провел в интернате, а потом сказал
себе, что это слишком легкий путь. Дубина Сергей и оба Петьки вновь
приблизились к нему. Кольча попытался соорудить в себе пуленепробиваемое
прозрачное стекло. Он слушал мат, адресованный себе в Серегином исполнении,
и слышал его как бы в четверть звука, пропуская мимо себя. Петьки из породы
людей, всегда разделяющих мнение сильного, вообще передвигались словно
молчаливые марионетки - в Кольчином полузакрытом сознании.
Надо признать, что и книжки, которые он читал при этом, оставались в
памяти лишь на четверть, и получалось так, будто он отупел, много раз
перечитывая одно и тоже место. Выровнялся с Дубиной и Петьками. Надо же! А,
впрочем, чем он лучше их?
Серега обозвал его детдомовцем, и он смолчал, хотя он не детдомовец, а
интернатовец, это же совсем другое. Но он обозвал! Произнес это слово,
будто ругательство. Кольча терялся, не мог понять, какой грех в том, что он
будто бы детдомовец. Что в этом позорного? Что родителей нет? Так разве
дети виноваты?
Ей-богу, он долго не мог въехать в смысл этой ругательной интонации.
Разве это заслуга, что у человек а есть родители? И разве вина, что их нет?
И в том и в другом случае это положение независимо от производного - их
сына или дочери: таков закон математики.
Только не математика руководит людьми, вот в чем дело. А совсем другие
расчеты. Ну, например: чем ты можешь быть полезен? Дети часто дружат друг с
другом не потому, что это интересно, а потому, что ходить в гости,
перезваниваться, играть их подталкивают родители, видящие в родителях
дружка нужный авторитет или связи. А какой прок от безродного сироты?
Кольча продирался к этим истинам как будто сквозь еловую чащобу в
лесопосадке. К Петькам приезжали родители со шматами сала, и если с Дубиной
Сергеем здоровались с полной вежливостью, полагая, видать, что крепкий этот
детина может стать нежелательной угрозой ихнему сынку, то Кольче едва
кивали, зная заранее о его безродном происхождении: чего с него возьмешь?