"Виктор Лихачев. Молитесь за меня" - читать интересную книгу автора

появившемуся по ее воле пруду, дошла до нас. Еще один повод поразмышлять о
бренности человеческого существования, о памяти, какую мы оставляем после
себя. Я ничего не узнаю о барыне Арбузовой: когда жила, в каком возрасте и
при каких обстоятельствах отдала душу Господу, остались ли у нее потомки.
Но не было бы ее, и просто не существовало б в природе этого чудесного
оазиса посреди бескрайнего поля. И сколько людей найдут на берегах
Арбузова пруда радость, возьмут от прохладных вод бодрости и новой силы.
Я уснул под черемухами. Спал долго и крепко. А встал таким отдохнувшим,
что ноги сами просились в дорогу, и самый дальний путь меня не страшил. Но
до Меркулова оставалось идти совсем немного.
В деревне на ночлег я остановился в общежитии, сейчас совершенно пустом
и нелюдимом, поскольку его постоянные обитатели - рабочие-шефы еще не
приехали.
Это было одноэтажное кирпичное здание, с длинным коридором, по обеим
сторонам которого располагалось около восьми комнат. Коменданта общежития
не было, помогла мне войти внутрь его жена, Тамара Ильинична. Нашли мы с
ней одну незапертую комнату. Я поблагодарил женщину и стал готовиться к
ночлегу. Меня не смущал пустой панцирь типичной железной общежитской
койки. Как-то не по себе было от голых стен, угрюмого коридора, шаги по
которому раздавались так же глухо, как в каком-нибудь средневековом замке.
Уж лучше бы заночевать в открытом поле, чем здесь, в большом здании,
почему-то показавшемся мне склепом. К тому же смущали и огромные дыры в
полу. Сон не приходил. Все известные мне способы борьбы с бессонницей я
перепробовал, но все безрезультатно. Когда счет слонам и львам пошел на
вторую тысячу, в коридоре гулким эхом разнеслась быстрая поступь чьих-то
шагов. Вот ведь странность какая: и в лесу приходилось ночевать, и со
зверьем встречался, а вроде страха не было. А здесь я вдруг до того
напрягся, что даже испарина выступила на лбу. Все верно: больше всего в
жизни нас пугает неизвестность. Добавим сюда наше воображение,
соответствующую обстановку. Дверь открылась, и - передо мной стояла
улыбающаяся Тамара Ильинична.
- А чего это вы в потемках сидите? - Неизвестного я решил встречать не
лежа.
-
Пришла домой и сообразила: человек небось не емши ляжет. Принесла вот
кое-чего.
"Кое-чего" оказалось чашкой холодца, пятком яиц, творогом, банкой
молока, почти целым батоном хлеба. Вообще-то все это пришлось кстати.
Покуда я ел, не уставая рассыпаться в похвалах очередному поедаемому
продукту, она немного рассказала о своей родной деревне, о семье. Живут с
мужем, дом огромный, хозяйство большое, а дочь живет в городе, ютится по
общежитиям, а возвращаться в деревню не хочет. С другой стороны, куда
возвращаться? Радиация здесь, говорят, большая. В цифрах Тамара Ильинична
не очень разбирается, но что радиации много - это точно. Днем как подкатит
вялость какая-то, усталость, - сил нет, так прилечь хочется. Не ляжешь -
весь день больная ходить будешь. А поспишь часок - и вроде ничего.
Может быть это от жары, спрашиваю я ее. Да нет, такое и зимой
случается, с молодыми и старыми, здоровыми и больными. Я уже допивал
последний глоток молока и мог меланхолично подумать о том, какую дозу я
хватанул сегодня, сколько добавлю в ближайшие три дня, пока придется идти