"Виктор Лихачев. Кто услышит коноплянку? [H]" - читать интересную книгу автора

Так, говорят, бывает перед расстрелом: вся жизнь Киреева промелькнула перед ним, как на экране.
"Ну иди же, иди" - слышалось ему в этих голосах, от которых на сердце становилось сладко-сладко.
Будто льдинки, сковывавшие сердце, отлетали, тая, одна за другой. Неожиданно Киреев как бы
увидел весь мир с высоты птичьего полета. Голубые нити рек, зеленые островки лесов, желтые
квадраты полей - и что-то огромное, белое, похожее на платок, покрывало всю землю. Он плакал,
повторяя одно слово: "Прости! Прости! Прости!". И какая сладость была в этих словах, в этих слезах...
Горькое осознание своей ничтожности сменилось радостью. Ибо он понял, что Та, Кто опускает на
землю этот плат, любит его и такого - маленького и беззащитного. Ему захотелось также петь и
славить... Кого? В тот момент Киреев об этом не думал. Он просто плакал, и ему казалось, что он
бежит - к этим глазам, к этому свету...
Чья-то рука осторожно легла ему на плечо. Киреев вздрогнул.
- Молодой человек, служба закончилась, церковь закрывается...
Михаил Прокофьевич удивленно смотрел на священника, с трудом понимая смысл сказанных им слов.
- Простите?
- Мы закрываем... Служба закончена. Вы приезжий?
Кирееву совсем не хотелось разговаривать. Он только кивнул. Священник спросил что-то еще, но
Михаил Прокофьевич, сказав "спасибо", отправился к выходу. Перед самой дверью еще раз
оглянулся, словно стараясь запомнить изображение Матери с Младенцем.
Вышел. На улице было темно. Две старушки стояли поодаль и о чем-то разговаривали. Вновь возле
него возник священник. Тихим голосом спросил:
- Вы в порядке? С вами ничего не случилось?
- Случилось. Только не спрашивайте меня ни о чем, хорошо? И еще. Как называется ваша церковь?
- Никольская.
- Спасибо. До свидания.
- Идите с Богом! - донеслось до него, и он почти бегом припустил в сторону Поповки.
Добрался домой Киреев быстро. Но все равно Иван и особенно тетка Лена встретили его упреками:
"Мы уж волноваться начали".
- Прогулялся. В Пальное сходил... В церковь зашел.
- На вечерне был? - Елена всплеснула руками. - Нешто в Бога веруешь?
- Нет... Не знаю. Просто сходил. Да ничего особенного. Давайте лучше потрапезничаем перед
завтрашней дорогой.
- Так стол давно накрыт, тебя ждем.
После ужина тетка опять было принялась расспрашивать Киреева о его житье, о родственниках, но
ему по-прежнему хотелось молчать. Его ум упорно пытался осмыслить происшедшее. Гипноз? Не
похоже. Что же тогда это было?
- Тетка, Иван, расскажите мне про пальновского священника. Что это за человек?
- Отец Георгий? Хороший человек, но, говорят, слаб на это дело.
- Кто это говорит? - возмутился Иван.
- Евдокия Иван-Степанычева говорила. Она пальновская. Зачем ей брехать?
- А затем, что все вы, бабы, языком чесать любите. И совсем он не слаб. Выпивает в меру, наша
религия это позволяет.
- Почему же его тогда в нашу дыру перевели? Люди рассказывали, что он в большом городе служил,
зачем его в нашу дыру сослали?
- А ты думаешь, среди церковников интриг нет? - не сдавался Иван. - Какой-нибудь молодой
семинарию закончил, чей-нибудь сын, для него место освободили. А что Георгий? Он тихий человек.
Жену похоронил, дети разъехались. Вот он и приехал к нам. Может, и выпивает от тоски.
- Про это ничего не скажу. А Дунька сама рассказывала, что к Георгию какие-то бомжи ходят...
- Бомжи? - удивился Иван.
- Ну, бродяги... Странные какие-то люди. Вот они и бражничают. Видал, какой он отекший ходит?
- А ты увидела!