"Вл. Лидин "Повесть о многих днях"" - читать интересную книгу автора

Полки откатывались, редели, таяли; из далекой Сибири гнали пополне-
ние: пополнение, мелкорослое, ехало в товарных вагонах, топило печурки,
бегало на станциях за кипятком, училось, гналось в бой: в бою сразу те-
рялось, лезло кучами, гибло по-овечьи. В Петербурге, в министерстве,
звякали шпорами, докладывали, заседали, приказывали, подчинялись; воен-
ный министр, коротко-остриженный, листал бумаги пухлой рукой, ставил по-
метки, - ад'ютант, наклонившись сзади, бумаги подкладывал. Министр при-
казывал: наладить сообщение, отправить довольствие, - все шло не туда,
опаздывало, не годилось. Евреев вешали: за все - за измену, за снаряды,
за кутерьму. Старика-еврея сняли с мельницы: отряд проходил, мельница
махала крыльями - по отряду стреляли; на третий день старика нашли: у
старика убили двух сыновей, - дикий, шалый шел за солдатами; его вывели
за околицу, солдат полез на корявую ветлу, веревку долго прилаживал. Ев-
рей стоял покорный, понурый; глазки его вдруг заблистали, губы зашепта-
ли: старый Адонаи встал за ветлою, простил, принял блудного столетнего
сына. Солдат накинул петлю, подставил пенек, - потом пенек пнул, старик
повис, дернулся, изо рта его полезла пена.
Министр после докладов отдыхал, жена наливала чай: в дубовой столо-
вой. Министр после отдыха собирал бумаги в портфель, просматривал - пе-
ред докладом. Зеленая машина у входа сдержанно клохотала, покатилась по
вечереющему Петербургу. Фонари зажигались гнойно-зеленовато; улицы еще
сизели; шоффер вез уверенно: перед докладом - к Фаддею Иванычу. Фаддей
Иваныч жил в особнячке, на Васильевском; у особнячка, невзрачного, дере-
вянного, стояла карета. Министр поднялся, робея, всегда уверенный: плот-
ный, в мундире, с синим широким затылком. В столовой пахло цветами, гиа-
цинты отцветали, ржавели; апельсины рыжели в вазе. Сестрица Симушка, ве-
ликопостная, смиренно поклонилась. Фаддей Иваныч шел из кабинета: в шел-
ковой рубахе перепоясанной, в лаковых сапогах. Дама в черном прос-
кользнула, прошуршала, пахнула духами. Министр за Фаддеем Иванычем про-
шел в кабинет: в кабинете иконы, старинные, закопченные под светом вос-
ковым, алым лампад, смуглели: на столе стоял портрет в бархатной раме:
сероглазый, обожаемый, с пробором, смотрел ласково. Фаддей Иваныч сел в
кресло, в кресло усадил: глаза у него были раскосые, хитрые, бороденка
клинушком. Министр просил наставления, вынул бумаги, показывал. - Фаддей
Иваныч смотрел одним глазом, губами жевал: говорил странно, решительно:
как быть. Как говорил - так все поворачивалось: день, судьба, история,
Россия. Министр уезжал успокоенный, - записочку с каракулями держал на
сердце, в бумажнике крокодиловом. Ехали дальше: над рекой туман мреял;
машина в сырь, тьму гудела медленно, похоронно; дворцы вставали ровными
рядами окон, часовые стыли; по красным дорожкам министр подымался бес-
шумно; паркеты, мрамор, золото рам блистали.
В госпитале ночью раненые сошлись: трое присели на кровать к выздо-
равливающему - фейерверкеру Федюку. Федюк лежал серьезный, бородатый,
смиренноглазый: ночью в палате говорили об измене. Измена была всюду -
раненые шептали, крестились, поминали Расею. Расея раскидывалась: полями
предмартовскими, в снегу, путями дольними - в Сибирь, в Азию, в степи,
проселками; черными деревнями: в деревнях тоже шептались - про измену.
Русь ночная лежала во тьме, зарницы полыхали, поезда шли, везли: скот,
людей, сено, орудия. Раненые в лазаретах бредили, стонали, умирали. Ар-
тиллерия била - по 13-му стрелковому день и всю ночь - на утро началось