"Владимир Личутин. Крестный путь ("Раскол" #2) " - читать интересную книгу автора

волочил, не чуя стоп. Но виду-то не выказал синклиту, и, как исстари
ведется, выступив из ворот матери-церкви, позабылся, низко поклонился
Марьюшкиньм цветным оконцам, хотя царица с детьми, укрытая запонами от
сторонних глаз, получив благословение, только что скрылась в каменном
переходе, и от горностаевой мантии, от снежного невесомого щекотного меха на
ладони патриарха остался ласковый след, вроде бы гагачьим пухом мазнули.
В девятом часу ночи вступил Никон в настуженный зимний собор, и пока
вел чин в окружении шестнадцати иереев и антиохийского патриарха Макария,
пока славил святого русского митрополита Петра, ибо в его честь нынче во всю
долгую ночь пели священные стихиры, он вроде бы летал с амвона в алтарную, в
ризницу, к престолу и жертвеннику, не чуя стылости в руках; и ни разу в сень
патриаршью не скрылся, чтобы обогреть ладони серебряным шаром, наполненным
горячей водою, но, как искренний Христов воин, вел церковный корабль сквозь
пучину; и гремя цепями кадильницы, задирая в усердии лопатистую с проседью
бороду, так что через аксамитовую фелонь выказывался окраек морщиноватой,
пригрубой, уже стариковской шеи, Никон, однако, зорким взглядом успевал
обметать всех молитвенников и оценить их прилежность, даже тех, кто
затенился в сумерках притвора и в самых дверях.
В южных вратах алтаря высился государь, и при каждом взмахе кадильницы,
обращенной к нему, на всякий сизоватый облачек выпархивающего благовония он
согласно кивал головою, размашисто крестился, гулко брякая в лоб и плечи, и
туго сжимал в горсти бархатную шляпу. Никон любовно озирал государя, и у
него всякий раз влажно таяло в груди, когда видел перламутровый блеск в его
глазах от близко подступившей слезы. В северных вратах за пологом молилась
Марья Ильинишна с детьми, виднелась лишь ее остроконечная червчатая шапка с
крохотным золотым крестиком в обвершьи: крестик то выныривал из запона, то
снова упадал, будто царица поддразнивала святителя.
Густой бас архидьякона Григория напитывал ночную церковь особым
благоговением; присадистый, щекастый, с ранними брыльями и крутой грудью, он
умело играл голосом, и от его пространного размашистого пения молельников
почасту пробирал мороз. И никто из мальцов, кто пришел на всенощную, не
только не подал усталого гласа, но и не перемолвился с матерью, жалобясь; не
только не затеял детской шалости, но и не переступил с ноги на ногу. Лишь
свита антиохийского патриарха Макария, прислуживающая в алтаре, несвычная к
изнурительной здешней службе, маялась и кряхтела, порою забыв и лба окстить;
сирийцы с тоскою глядели на врата, куда бы можно потиху удалиться, и про
себя кляли стужу варварской страны, и всенощные бдения по семь и восемь
часов кряду, и железный пол, от которого судорогой сводило спину, и
выносливость московитов с их непомерным благочестием, так непохожим на
греческое, и долгие их посты с непременным огурцом и грибами, и царя с
царицею, что неиссякновенно молились во вратах алтарной, как бы заперши там
служек навечно...


4

Миленький патриарх, не упадай в прелести! Иль запамятовал
Филофея-старца наущение: де, страшися уповати на злато и богатство
исчезновенное, но уповай на Всеведающего Бога. Давно ли ночи твои были
молитвенным подвигом; едва тонким сном забылся вслед за куроглашением, едва