"Владимир Личутин. Любостай" - читать интересную книгу автора

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Да, Бурнашов был на кладбище на цыганских поминках. Затащила сестра. А
может, сама необычность случая подкупила? Бурнашову всегда казалось, что он
необъяснимо пугается кладбищ и покойников, словно само недолгое соседство с
мертвым, присутствие возле уже подтачивает здоровье и до срока сталкивает в
могилу. Как в старину говаривали: если мертвого коснешься, урожая не жди.
Какого урожая, от какого семени дожидался Бурнашов?
Памятник был из белого мрамора с розовыми прожилками, метра четыре
высотою и средь русского кладбища, ныне больше смахивающего на католическое
своим однообразием серых невыразительных надгробий, особенно бросался в
глаза своей вычурностью и пышностью. К чему для усопшего тесаные мраморные
ступени, мраморная дорожка, мраморные вазы с живыми цветами, особенно
печальными сейчас средь навалов слежавшегося кладбищенского снега, средь
этой сиротской грустной тишины, которую не нарушало даже пронзительное
жадное воронье, любящее селиться средь рубцеватых берез и дубов. Портрета на
обелиске не оказалось, и Бурнашов не мог представить усопшего, по которому
собирался скорбеть. Но то, что поминки были по цыгану, придавало особенный
окрас всему случаю. Глубоко в мраморе была выбита зубилом скромная надпись,
а после покрашена черным: "Яшке Панину от жены и детей". Ни должностей, ни
званий, ни особых отличий. Умер цыган Яшка Панин. Это вдруг так умилило
Бурнашова и смирило с обстановкой. Пирамиду тесали в Киеве, после везли
сюда, а здесь новых хлопот не убраться: давали Яшке Панину земли, как
обычному смертному, сколько положено и ни метром более, да еще и сурово
подсказали, дескать, сам памятник не должен вызывающе выпирать из стройных
безгласных рядов, косо обтесанных надгробий с жестяными венками, упрятанными
в целлофан. Главное, чтобы без вызова, чтобы не случилось зависти у прочих,
дескать, вот живут же люди, и даже мертвому цыгану досталось от благ куда
более, чем простому смертному. Брат Григорий Панин ходил по властям,
унижался и плакался, грозил более высокими друзьями - и вот всех обвел
вокруг пальца, кладбищенский всесильный совет, который так упирался, вдруг
оказался беспомощен и покорился.
Памятник вырос возле центральной аллеи, где никого не хоронили уже лет
десять, и кто бы нынче ни посетил погост, все невольно проникались цыганской
любовью и верностью и тихо завидовали. А сегодня годовщина, поминки. Возле
мраморной глыбы, отмеченной безутешной любовью ближних, стояли столы,
простые, столовские, крытые зеленым пластиком. Но они были обряжены щедрой
рукой любящей и скорбящей родни: красовались коньяки, посольская водка,
вина, ликеры, в тарелках красная и черная икра с деревянной расписной ложкой
окрай (подходи и черпай, милок), тут же стерляди жареные и печеные, соленая
семга, осетровые балыки и корзины цветов. Спи спокойно, Яшка Панин, тебя
любит и чтит цыганское товарищество. Цыганский князь и по смерти князь.
Яшка, наверное, собирался жить долго и вечно править обильно
разросшимся родом. Был он старшим из восьми братьев. Рассказывают, у него
квартира в центре Москвы, а в ней чего только нет! Однажды он подошел к дому
и только открыл дверь, как сзади выстрел в шею. Яшка ворвался в дом, взбежал
по лестнице наверх, цепляясь окровавленными ладонями за перила, но на
верхней площадке его настиг второй выстрел. Яшка упал и скатился с лестницы.
И вот ему заказали дубовый резной гроб цены необыкновенной. Так доложили
Бурнашову с придыханием и благоговением. Цыган покоился в гробу девять дней.