"Владимир Личутин. Любостай" - читать интересную книгу автора

Худенькая шейка высоко прорастала из ворота клетчатой байковой рубахи.
Девочка о чем-то умоляла хозяина, а тот широко и пьяновато ухмылялся,
отказно крутил головою.
- Обещай мне, что свезешь. Ну не нынче, так через год, через пять, ну
когда приеду, ты обещай, ты только не отказывай мне, скажи "да"...
- Лиза, как могу обещать, если завтра, может, и каюк? Как загадывать? А
ты на пять лет заглядываешь. - Веня морщился, крутил головою, его мучило
долгое свадебное застолье. Он одинаково отхлебывал из граненого стакашка,
словно причащался родниковой водою, и никакого выражения не прояснивалось на
отекшем заветренном лице.
Шестой день вот так и пил, не закусывая, почти не чувствуя вкуса вина,
лишь поддерживал розжиг в душе и то кружение в голове, которое и томило, и
странно будоражило, и не давало спокоя. Шестой день не евши и не спавши,
Веня все порывался куда-то, однако оставаясь на стуле; и сон не брал, и еда
не шла, а мужик сам над собою смеялся, изредка кинув в рот ощипок рыбы
величиною с загрубелый чешуйчатый ноготь. Его разные, слегка скошенные карие
глаза, окруженные коричневыми обочьями, его померкшее, вовсе истаявшее лицо
выражали ту безмерную усталость страдальца, что вызывает жалость у самой
закаменевшей души. Бог ты мой, как он испытывал свою натуру, словно бы
жаждал смерти; он словно бы ненавидел свое сердце, которое неутомимо пурхало
в груди, не зная сбоев. Веня мучился, и этой мукой был доволен, и свою муку
продлевал, пугаясь трезвой ясной минуты.
Жена покорно и неслышно кружила около стола, крохотная ростиком, с
необычно бледным лицом, само покорство, она не умела ни ругаться, ни
гневаться, только повторяла: "Может, хватит, ну что ты, Веня?" И этот зов,
рассеянно-тоскливый и неопределенно вскрикнутый, походил на прерывистый плач
ночной растревоженной птицы. И тогда грудь хозяина вздымалась изумленным
хохотом, и он рычал с деланным злорадством: "Я еще и не пил, баба! Я только
приступаю. Я трезвый совсем. Вот еще дней пять попью, потом три дня отходить
буду, а после снова примусь". - "Алкоголик, законченный алкоголик. Ему
лечиться пора", - едва слышно отвечала на этот смех хозяйка и скрывалась за
ситцевой занавеской.
- Если не ты, кто свезет меня? Может, и не бывать мне больше на родине.
- Столичный гость, писатель, - представил хозяин.
Бурнашов церемонно поклонился. Девочка слегка прищурила глаза, мельком
оглядев Бурнашова, и тот понял, что она близорука: в слегка зеленоватых
глазах словно бы виделось дно, и по этому дну блуждали растерянные тени.
- Если возьмет, поедешь. А впрочем, пять минут на сборы хватит,
подруга? Тогда нога здесь, нога там... Это свойка мне, двоюродница,
пристала, липучка, хуже смолы. Возьми ее да возьми домой, - добавил
Викентий, когда за девушкой захлопнулась дверь. Он еще выпил стопку,
какими-то неловкими, окоченелыми руками заткнул бутылку бумажной скруткой и
сунул в карман пиджака.
Бурнашов вдруг засомневался, стоит ли отваживаться в неведомый тяжкий
путь, но Веня заспешил, засобирался, кладь, постели и два мотора снесли в
лодку. Забусил ситничек, небо померкло, поволоклось грязными лохмами над
головами, и душа Бурнашова засумерничала. Ах ты, боже, клял он неведомо
кого, озирая берег. Часом бы раньше. Какая погода была! Что-то суеверное
родилось в душе, и Бурнашов решил, что виною всему внезапная спутница, к
несчастью она, роковая девица. Хоть бы кто задержал ее вдруг, закрыл путь.