"Владимир Личутин. Вдова Нюра" - читать интересную книгу автора

Крень дал - Крень взял... Нет-нет, - тут же возмутилась ее душа. - Мой это
сын".
Нюра читала псалтырь тупо, не слыша и не понимая своих слов. Свеча
обтаивала на скрещенные кисти рук, и ей все казалось, что сыну больно от
плавленого воска...
- Мама, почему промеж людей радости мало? - спросил он однажды, еще до
германской войны.
- Заботы о хлебе насущном гнетут, сынушка...
- Тогда бы хорошо долго не ись. Раз поел, а потом бы играй все да
играй.
- Глупенький...
- Я в море хочу с дядей Парамоном. Там светло, а тут дико. Что ты нашла
в своем лесу?
- Глупенький, утонешь там. Тут земля под ногами. На земле-то и веры
больше.
- А меня завидки берут. По морю куда хошь уедешь, на людей поглянешь.
- Не мели ерунды...
- Чего не мели, чего не мели?
- Сказала, не пущу к морю...
- А я с дядей Парамоном попрошусь.
- Уймись, с тобой говорить, что решетом воду носить.
А он подбежал вдруг, ластиться стал:
- Матушка, не бранись. Смехом ведь я. Ну охолонь.
Едва развиднелось, Нюра взяла лопату и пошла копать могилу. Она обрыла
снег на дальнем мыску, на окраине речного наволока, хорошо видного из окон,
приволокла на чунке дров и развела костер. Женщине все чудилось, что кто-то
сейчас придет и заберет сына, потому она торопилась, жалея каждую минуту, а
может, и душа ее, уставшая от непосильной тягости, заставляла лихорадиться и
спешить, чтобы вместе с потом угнать неспокойные мысли и расплавить в груди
горький ком. К вечеру Нюра вырыла могилу и, завернув сына в холстину,
привезла на санках и предала земле. Вместо креста воткнула березовую тычку и
с покойной, тупой заботой закидала снегом неровный следок земли.
В избе, скинув черный плат, подошла к зеркальцу, увидала желтое, словно
бы костяное лицо с заостренным носом и синими пятаками под глазами, белую,
как куропачье крыло, голову. Это была не легкая проседь стареющей одинокой
женщины и не первые сивые прядки на висках, которые рождаются от
переживаний: Нюрина голова была словно облита молоком. Питерка тупо и
удивленно вглядывалась в чужие, будто и не свои волосы, которые еще вчера
отсвечивали тусклой медью.
Тут и пришло на память, как сын, давно ли будто, в прошлом месяце
сказал: "Ну, матушка, ты у меня все словно молодая. Тебя и старость-то не
долит".
- Вот тебе и не долит, - прошептала Нюра, осторожно касаясь ладонью
волос. - Вот тебе и не долит, сынушка. За одну ночь сбелела, как молодой
снежок. Как молодой снежок сбелела...
И тут спасительные слезы прорвались и затопили Нюру, она повалилась на
лавку и, стукаясь головой о белую скамью, запричитала в голос:

Охте, мнечушки тошнехонько!
Похожу, горе злосчастное я,