"Владимир Личутин. Вдова Нюра" - читать интересную книгу автора

- Нет, нет, никого не было, - внезапно соврала Нюра. Напротив сидел
Афоня Мишуков и сквозил ее налитыми розовыми глазами, и порой, отрывисто,
мельком взглядывая на мужика, Питерка наполнялась новым, идущим из угла
страхом. Ей стало жутко лишь от мысли, что Путко начнет разбираться во всем,
что случилось, щупать холодными рыбьими глазищами, а потом и обвинит, долго
ли ему, а у Нюры свидетелей нет, докажи поди, если Мишка Крень на дне
Куртяевки. "И выйдет так, что я своими руками да сына своего Екимушку, вот
где изгиление будет, сколько позору-то на мою голову да на весь наш род".
"... Ну чего, чего глазами зыришь?" - подумала с нарастающим злом и,
чтобы не выдать своих чувств, вскочила, побежала к запечью, так же молча
потащила на подставку самовар... "Вот этот толстомордый Путко, все он,
оборотень. И отец таков же был, хотел на людской слезе нажиться, думал
честной народ облукавить. В будню и поганить можно нашего брата, и на шее
сидеть, а в праздню, как душа взыграла, тут уж не тронь - из собственной
шкуры наизнанку, только дай забыться. А Ваня Путко всю водку скупил в
монопольке и решил на съезжем празднике нажиться, думал, знать, мужики
загуляют, им тогда и море по колено, а я у их денежку и высосу. Мужики, с
пьяного гнева да про все узнавши, и всыпали крапивой по голой заднице, да
прилюдно, на площади, напротив хлебной лавки уделали, заголили и всыпали.
Вот и поделом, вот и поделом... Так от великого бесчестья и умер мужик."
"...У-у, толста харя, расселся, еще и ворота мне приморозил кастью
своей. Не откроюсь, не знаю ништо. Пусть думают, што хотят, а не отдам им
сына на изгиление. Не откроюсь - и все, мой он и ничей боле".
- А мы вот запопутьем зашли проведать, - нарушил молчание Мишуков. -
Поехали в Инцы, подумали, как тут наша тетя Нюра поживает?.. Сына-то еще не
было?
- Нет-нет, - торопливо отказалась Питерка, замирая и холодея нутром.
Мелькнуло в голове: "Вот и допрос, вот и началось. Осподи, дай силы
выстоять".
- Будет скоро. Он-то поране нас выфурнул на лыжах, только снег
завился, - сказал, отворотясь, Мишуков. - С нами на лошадке не захотел, -
добавил он, заминая разговор.
Гости двинулись к выходу, еще потоптались в сумеречных сенцах, Мишуков
пошарил взглядом и даже потрогал на двери увесистый замок. "Амбарная
сучка..." - зачем-то сказал он и дохнул на Нюру вонью хмельного перегара и
махры.
Потом Питерка еще недолго стояла в сенцах, слышала кряхтенье ступенек
под грузным телом Мишукова, по-мальчишески звонко, не тая голоса, спросил
милиционер Ваня Тяпуев: "Куда начальство подевалось? Слышьте, Афанасий
Иванович?.."
Нюра насторожилась, но ответа не расслышала, видно, мужики вышли со
двора.
Вечером она обмыла сына, надела на него красную косоворотку и суконный
пиджак, сложила руки на груди, перевязала ниточкой пряжи, вставила восковую
свечу. Мрак, нет, скорее черный провал поглотил горенку, и чудилось, что
мертвый Аким и мать его стоят на деревянном примосте посреди пустоты. Куда
вознесет их, куда, в какую благодать? Слез не было, и не было облегчения.
Однажды Нюра поймала себя на жуткой мысли, что словно бы постоянно ждала
сыновней смерти. Она так боялась за него в течение стольких лет, что
невольно ждала беды. "Осподи, чужое не удержишь. Сквозь пальцы протечет.