"Синклер Льюис. Юный Кнут Аксельброд (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

по стулу из бизоньих рогов, по теплому солнечному крылечку хижины и по
земле, которая его понимала. К этому времени Кнут проучился в колледже уже
около месяца.
Уходя из аудитории, он встал за кафедру и посмотрел на воображаемых
слушателей.
- И я мог бы стоять вот тут, как наставник, если бы начал учиться
раньше, - тихо сказал он себе.
Потоки расплавленного золота, заливавшие осенние улицы, внесли
умиротворение в его сердце. Кнут пошел по Уитни-авеню к крутому холму,
который назывался Ист-Рок. Он увидел, как ласково ложится солнечный свет на
отвесную скалу, услышал нежную музыку листьев, вдохнул воздух, насыщенный
древними сказаниями Новой Англии. Он вскричал в упоении:
- Написал бы сейчас стихи, если б... ну, если б я умел писать стихи!
Он взобрался на вершину Ист-Рока, откуда были видны здания
университета, поднимавшиеся вверх, подобно башням Оксфорда, пролив,
отделяющий Лонг-Айленд от материка, и сам Лонг-Айленд, сверкавший
ослепительной белой полосой. Кнуту не верилось, что Аксельброд из края
тополей смотрит через пролив Атлантического океана на штат Нью-Йорк. На
скамейке над самым обрывом он вдруг увидел студента-первокурсника и
рассердился. Это был Гилберт Уошбэрн, тот самый сноб, любитель искусства, о
котором Рэй Грибл сказал однажды: "Этот парень позорит наш курс. Ни в грош
не ставит ни мнения преподавателей, ни Христианской Ассоциации Молодых
Людей, вообще ничего. Считает себя, черт его побери, настолько выше всех,
что и знаться ни с кем не желает! Говорят, воображает себя писателем, а сам
даже в "Литературном листке" не участвует. Терпеть не могу таких вот
праздных мечтателей и зазнаек".
Уставившись на ничего не подозревавшего Гила, красивый профиль которого
четко вырисовывался на фоне неба, Кнут мысленно обличал и порицал его с
позиций высокой гражданственности и морали. Гил был прекрасно одет, а между
тем Кнуту показалось, что лицо его выражает сумрачное недовольство жизнью.
- Поработал бы на молотьбе да поспал бы на сене, - ворчал про себя Кнут
в стиле добродетельного Грибла, - ценил бы тогда хорошую жизнь, а не кис.
Тьфу!
Гил Уошбэрн встал, подошел к Кнуту, взглянул на него и сел рядом на
скамейку.
- Изумительный вид, - сказал он и улыбнулся восторженно.
И в этой улыбке Кнут вдруг узнал свою мечту о прекрасном, которая
привела его в колледж. Он с космической быстротой скатился с высот своей
добродетели и, широко улыбнувшись, отчего каждая морщинка на его обветренном
лице обозначилась еще заметнее, проговорил в ответ:
- Да, мне думается, в Акрополе вот так же, как тут.
- Знаете, Аксельброд, я давно о вас думаю.
- Правда?
- Нам надо подружиться. Мы с вами белые вороны в колледже. Мы мечтатели
и сюда приехали мечтать. Пронырливые бестии, вроде Атчисона и Гиблета, или
как там фамилия вашего соседа по комнате, считают нас дураками оттого, что
мы не гоняемся за отметками. Не знаю, согласитесь ли вы со мной, но я
нахожу, что мы с вами совершенно одинаковые люди.
- А почему вы думаете, что я приехал сюда мечтать? - взъерошился Кнут.
- Ну как же, я часто сидел неподалеку от вас в столовой, слышал, как вы