"Клайв Стейплз Льюис. Боль" - читать интересную книгу автора

Первое кажется расточительным, беспощадным и несправедливым, второе
предписывает противоположные качества. Отождествление этих категорий не
объяснишь и исполнением желаний, ибо ничьих желаний оно не исполняет. Мы
ничего не желаем менее, чем вооружить закон, чья прямая власть и без того
непереносима, неисчислимыми притязаниями запредельного. Из всех скачков,
совершаемых человечеством в его религиозной истории, это наверняка самый
поразительный. Поэтому неудивительно, что многие человеческие сообщества от
него отказались - неморальная религия и нерелигиозная мораль существовали и
все еще продолжают существовать. Возможно, что с полной решимостью на этот
шаг пошел, как единое целое, лишь один народ - я имею в виду евреев, - но
везде и во все времена были выдающиеся люди, которые его делали, и лишь
сделавшие этот шаг могут уже не опасаться непристойности и варварства веры,
лишенной морали, или холодного и печального фарисейства голого морализма.
Если судить этот шаг по его плодам, это шаг к оздоровлению. И хотя логика не
подводит нас к нему, противостоять ему очень трудно - даже в язычество и
пантеизм всегда прорывается мораль, и даже стоицизм мимоволь-но преклоняет
колена перед Богом. Вновь повторим, это, возможно, лишь безумие, врожденное
для человеческого рода и странным образом благополучное в своих результатах,
но возможно, что это откровение. А если это откровение, то тогда истинно,
что все народы благословятся в Аврааме, ибо евреи первыми со всей полнотой и
недвусмысленностью отождествили грозный дух, обитавший на черных вершинах
гор и в грозовых тучах, с "праведным Господом", который "любит праведность"
(Пс. 10:7).
Четвертый элемент представляет собой историческое событие. Среди евреев
родился человек, который, по его словам, и был то самое Нечто, столь жутко
обитающее в природе и дающее нравственный закон, - или же сын его, или же
"одно с ним". Подобное заявление настолько потрясающе, парадоксально и даже
повергает в ужас - хотя можно отнестись к нему с чрезмерной легкостью, - что
возможны лишь два взгляда на этого человека. Либо он был сумасшедший,
одержимый бредом особо гнусного свойства, либо же Он был, и остается, именно
тем, за кого Себя выдавал. Третьего не дано. Если написанное о нем делает
первую гипотезу неприемлемой, следует принять вторую. А если так поступить,
то все, что утверждают христиане, обретает правдоподобие, - что этот
Человек, хотя и был убит, остался в живых, и что Его смерть, каким-то
непостижимым для человеческого разумения образом, произвела реальную
перемену в наших отношениях с "грозным" и "праведным" Господом, и что
перемена эта - в нашу пользу.
Задаваться вопросом, похожа ли наблюдаемая нами вселенная скорее на
создание мудрого и доброго Творца, или же на плод случая или злой воли, -
значит с самого начала упускать из виду все важнейшие для нас факторы в
религиозной проблеме. Христианство - это не завершение философского диспута
о происхождении вселенной; это катастрофическое историческое событие,
последовавшее за длительной духовной подготовкой человечества, которую я
описал. Это не просто система, под которую надо подогнать неудобный факт
существования боли - оно само по себе один из тех неудобных фактов, который
должен быть прилажен к любой составляемой нами системе. В каком-то смысле
оно скорее создает, чем решает, проблему боли, ибо боль не была бы
проблемой, если бы, в дополнение к нашему ежедневному опыту в этом
причиняющем боль мире, мы не получили бы твердого, на наш взгляд, заверения
в том, что абсолютная реальность характеризуется праведностью и любовью.