"Клайв Стейплз Льюис. Боль" - читать интересную книгу автора

между Богом и злейшей из тварей теснее, чем любая близость между двумя
тварями. Наша жизнь каждое мгновение поступает к нам от Него, наша крошечная
и чудом существующая сила свободной воли действует лишь на тела, бытие
которых поддерживается постоянным притоком Его энергии - самая наша
способность мыслить есть Его сила, сообщенная нам. Подобные уникальные
взаимоотношения можно изъяснить лишь апологиями: от разных типов любви,
существующих между тварями, мы восходим к неадекватной, по полезной
концепции любви Бога к человеку.
Самый низкий тип, к которому слово "любовь" применимо лишь в
расширительном смысле, есть чувство, питаемое художником к своему
произведению. Отношение Бога к человеку описано в этих терминах в видении
Иеремии о горшечнике и глине, или в том месте, где Петр говорит обо всей
церкви как о здании, над которым работает Бог, а о ее индивидуальных членах-
как о камнях. Ограниченность подобной аналогии состоит, конечно же, в том,
что в символическом изображении объект действия лишен сознания, и что в
связи с этим некоторые вопросы справедливости и милосердия, возникающие в
том случае, если "камни" и впрямь "живы", аналогией не отражаются. Но при
всем при том это довольно важная аналогия. Ведь мы, не метафорически, а по
самой истине, представляем собой Божественное произведение искусства, нечто
создаваемое Богом, и поэтому нечто, чем Он не будет удовлетворен, пока оно
не приобретет определенные черты. Здесь мы вновь наталкиваемся на то, что я
именую "невыносимым комплиментом". Художник не будет вкладывать особые
усилия в эскиз, лениво набросанный на потеху ребенку, - он может махнуть на
него рукой, даже если он и не вполне удался. Но над величайшей картиной всей
своей жизни, над произведением, которое он, хотя и по-иному, любит так же
сильно, как мужчина любит женщину или мать - ребенка, он будет трудиться без
конца и, несомненно, обладай она сознанием, он причинил бы ей этим
бесконечное беспокойство. Можно вообразить себе, как обладающая сознанием
картина, после того, как ее растирали, скребли и начинали сначала в десятый
раз, мечтает о том, чтобы быть попросту грубым наброском, на исполнение
которого уходит минута. Подобным же образом, для нас естественно сетовать на
то, что Бог не создал нас для менее славной и подвижнической судьбы, но в
таком случае мы желаем не большей любви, а меньшей.
Другой тип любви - это любовь человека к животному, отношение, часто
употребляемое в Писании в качестве символа отношений между Богом и людьми:
"Мы - Его народ и овцы Его пастбища". Эта аналогия в некоторых отношениях
лучше предыдущей, поскольку низший партнер обладает чувствами, и в то же
время неоспоримо является низшим; но она не так уж хороша в том отношении,
что человек не сотворил животное и не вполне его понимает. Ее большое
достоинство состоит в том, что общение между, скажем, человеком и собакой
существует в интересах человека: он приручает собаку в первую очередь затем,
чтобы любить ее, а не чтобы она любила его, и чтобы она могла служить ему,
но не чтобы он мог служить ей. И в то же время интересы собаки не приносятся
в жертву интересам человека. Главной цели (чтобы он ее любил) нельзя
полностью достичь без того, чтобы ока также, на свой манер, не любила его, и
она не может служить ему, если он по-своему не служит ей. При этом, потому
лишь, что собака по людским стандартам - одно из "лучших" неразумных существ
и подходящий предмет для человеческой любви (конечно же, любви в той степени
и того рода, какие соответствуют такому предмету, без дурацких
антропоморфистских преувеличений), человек накладывает свой отпечаток на