"Михаил Левитин. Еврейский Бог в Париже (Повесть) " - читать интересную книгу автора

стукнуться об меня всем телом в порыве восторга, о почтенной даме в халате,
вышедшей на Пигаль из собственного дома так просто, попросить у меня
прикурить, нет, это я переборщил, о даме не стоит. Ну тогда о пьянице на
кладбище Монпарнас, возникшем из-за плиты, как из могилы,- сначала
взлохмаченная голова, затем рука, долженствующая эту голову почесать, вполне
приличная голова, он и проводил меня к могиле Мопассана, там недалеко был
похоронен и
Петлюра, но она такому соседству не поверила бы.
Третьего дня я искал Квазимодо в Нотр-Даме, но убедился, что его нет -
одно огромное дупло собора с мириадами огоньков в глубине.
Я рассказал бы много историй, не вымышленных, моих собственных.
Ты бы ни одной не поверила, потребовала фактов, а не слов о том, что
факты, мол, давно истлели. Ответила бы серьезно: "Я люблю точные и верные
знания". Будто могла быть уверена хоть в одном источнике своих знаний.
Реализм сильно вредил ей, но красота ее опровергала все сомнения в
необыкновенном, если они еще у кого-то были.
Я терял одну из самых красивых женщин на свете, и никто не убедит меня,
что красота - это еще не все, просто другим не повезло.
Я привез ее в Париж не случайно. Она и была - Париж, вот в чем штука, я
пытался показать ей себя самою. Когда она улыбалась мне... нет, никому не
скажу, как она мне улыбалась, даже ей, потому что она не поверит, что умела
так улыбаться.
Да, Бог не фраер, Бог не фраер. Как говорит знакомый водитель:
"Не выдумывайте, кому нравятся толстые, кому - тонкие, вам - верзилы,
мне - коротышки, дело не в пропорциях, никаких пропорций нет, каждому свое".
Он прав, конечно, но Париж нравится всем.
Это моя дочь. Волчонок. Любимый волчонок. Говорят, что похожа на меня.
Что я ей сделал?
- Подумай,- отвечает. И делает шаг в сторону, от греха подальше.
Она и в детстве так - обидит и отскочит в сторону, дрожит от
возбуждения и ждет, что я подниму на нее руку. Будто я мог поднять на нее
руку.
- Мог, папочка, мог.- Она смотрит не мигая, и где она научилась так
смотреть?
Я помню пелерину, в которой та ее носила, атласную, с красными и синими
цветами, куда она делась, давно не могу найти, я обожал эту пелерину, в ней
она была самой красивой беременной на свете, я гордился ее животом,
распущенными поверх пелерины волосами, еще не знал, что мне придется везти
ее в Париж, замаливать грехи, грехов не было.
- Что делать? - спрашиваю дочь.
- Ничего,- беспечно отвечает. Она всегда отвечает беспечно, когда хочет
сделать больно.- Мама тебя все равно не простит.
- Она сама это сказала?
- Какая разница! Перестань меня использовать! Ты меня для этого взял?
Лучше купи мороженое.
И я покупаю, и она ест мороженое, кокетничая с прохожими. Моя дочь -
маленькая женщина, похожая на меня. Мы рожали ее вместе, смешно, она - на
операционном столе, я - дома, на балконе с видом на больницу, она не хотела
рождаться так долго, что я устал ждать, заснул, а проснулся, когда зазвонил
телефон и женский голос сказал: "Дочь".