"Андрей Левкин. Цыганский роман (повести и рассказы)" - читать интересную книгу автора

новый. Фразы Левкина именно что накатывают: в начале идет вроде внятный
ритм, потом, за счет усложненности, это ощущение внятности гаснет - ну вот
тебе новая.
Ритмически это похоже на прогулку по городу: так накатывают объекты для
зрения, фразы из соседнего разговора, запахи ("липы пахнут лучше, чем яблони
и вишни"), мысли в голову, словесные какие-то готовые построения - туда же,
в голову. Это логично: персонажи часто только тем и заняты, что ходят по
городу и воспринимают.
Метод Левкина, в общем, однообразен, но предметов в мире так много - от
двух теть с детьми у песочницы до снятия правительства Кириенко, - что не
может утомить; вернее, утомляет в том же режиме, что прогулка: ноги устают,
спина, глаза. В этом смысле можно про путешествия сказать, что они
однообразны: ну, едешь, идешь, потом опять едешь, одно и то же...
А еще левкинская фраза своими хитрыми извивами ритма кажется некоей
ушлой загогулиной, которая затем извивается, что хочет куда-то вдруг
проскользнуть.


МИРЫ

Иногда, как уже было сказано, пространства разрываются или
раскрываются, и проза оказывается черт знает где. Это тоже логично: при
таком уважении к пространствам ближайшим легко предположить, что существуют
и дальнейшие, надо только найти в них вход. "В каждой штукатурке есть
трещина, через которую можно проникнуть куда-то внутрь".
В ранней прозе Левкина, вышедшей книгой 14 лет назад, эта тема
отыгрывалась прямолинейно: в картину человек попадал, или обнаруживал в
воздухе невидимую дверь в какой-то дом. Идея чреватости пространств друг
другом уцелела до сих пор, но стала изощреннее. Скажем, на улице в Риге, где
киношники расположили в фильме про Холмса Бейкер-стрит, происходят
одновременно события и из других фильмов, которые здесь когда-то снимались.
Книжки между собой связаны каким-то механизмом: "В любом тексте уничтожен
абзац или два. Ясно же, что герой "Чистого понедельника" между сухими
свиданиями всасывал кокаин, что какой-то тропинкой, черным ходом, дает
проход в роман г-на Агеева".
Иногда нам даже наглядно демонстрируется работа механизма: чтобы
пространства взаимопроникли, нужно одни вещи наделить сущностями других.
Превратить абстракцию, скажем, в физическое тело. Империя - "плоскость,
делящая воздух над страной, отделяя ей то, что лежит ниже. Учитывая размеры
России, плоскость выгибается, согласуясь с выпуклостью десяти часовых
поясов, и лежала она повсюду на уровне примерно тридцати сантиметров от
почвы - на уровне голени, на каждом шаге разбивая пешеходам надкостницу".
Или вот мой любимый фрагмент про битву: "Шеpенги всадников пpоезжают
дpуг сквозь дpуга... а далее их не пускает сама битва, ставшая стаканом, чьи
кpая, а вовсе не дpуг дpуга, они и секут вскачь и наотмашь... Сабли pежут
воздух - кpая его сpастаются тут же, но останется шов, о котоpый следующий
всадник натpет, pаздеpет себе щеку".


КОЛЛЕГИ