"Андрей Левкин. Цыганский роман (повести и рассказы)" - читать интересную книгу автора

пристроиться в хвост к нескольким старателям: что ищут? Тем это было не по
душе, они неодобрительно оборачивались, глядели хмуро, настороженно; вновь
возвращались к своему промыслу, - в самом деле, точно под бомбежкой
выискивая среди развалин что-то необходимое позарез. Волокли на себе
частично целую мебелишку - как они ее домой доставят? На электричке или
договариваются с водителями? Да уж устроились как-нибудь. Какие-то пацаны
перебирали, примеряя, смеясь, выбракованные, искаженные мотошлемы: сливовые,
квадратные; поджигали, веселясь, мусор.
По натуре склонный не к приобретениям - к созерцанию, А. уже не
понимал, что он тут забыл, но по инерции старался возобновить интерес к
попадавшему под ноги. Пару раз ему почудилось, что видит вещь, им же
сношенную. Может быть и так, но скорее всего - чужая. И снова осколки,
щебенка, щепки, комья, тряпки, гигантские зеленые, буреющие пряди
выкорчеванные отцветшие цветы с городских клумб; крышка от финского
майонеза, какого А. в ином месте и не видал, папка с важным, официальным
докладом солидной давности - растрепанным, полувыцветшим: "ши работники
сельского хозяйства единодушно ерживают и одобряют аграрную политику и,
основные положения которой были изло те. Все это заставляет нас внимательно
изучить состояние дел в сельскохозяйственном производстве". Поверх текста
кое-где виднелась карандашная правка: "заставляет" заменено на "обязывает",
"внимательно" на "постоянно", "изучить" переделано в "изучать".
На плато история подзадержалась изрядно: здесь, в общем сегодня, лежали
вместе остатки времен предыдущих, теперь лишь покинувших город, впрочем - не
полностью: город точно платил подоходный налог с прошедших - с каждого по
отдельности - десятилетий, и содержится здесь в обратной пропорции дальнего
больше, нынешнего меньше; лежит вперемешку и, если покопаться, можно из
деталек составить уменьшенную, но действующую его модель. Так некто Д. -
было рассказано по пути через болото, - за пару лет умудрился из
разрозненных, разновременных частей составить машинку "Зингер", машинку,
впрочем, самую настоящую и прекрасно работающую.
Темные, невеселые люди ходили по свалке, пытаясь стянуть что-нибудь у
прошлого: старики в растоптанных башмаках, деловые, быстро перемещающиеся
мужчины, старухи, увязывающие и волокущие тряпье, безмятежное пацанье, а вон
еще какой-то чудик печально смотрит под ноги, выглядывая какую-то позарез
необходимую глупость - вроде ушедшего детства. И прошлое А. тоже, конечно,
было свалено тут же; где-то за грудой битой сантехники и его память, скрытые
желто-мутным дымом, паром объедков, какие-нибудь чугунные церковные перильца
в оранжевом свете августовского вечера; кому до них дело, разве что чудику
вдруг для полного счастья, - как недостающий до полноты "Зингера" челнок -
для полной комплектности машинки его души потребуются эти перильца и теплый
вечер, но вряд ли он набредет на них, или не побрезгует вытащить из-под щепы
и бетонной крошки.
Увы, вот и благоглупые умствования - что ж, устал, поганым дымом
продымился, сенсорно покушамши, да не насытимшись: так придешь в гости в
солидный дом, от скуки налопаешься до изумления, вернешься в телесной и
душевной печалях домой и - к привычному хлебушку с сыром. Печаль не кормит,
хотя такое изысканное тление, как бы в лиловых тонах, призрачно нагое
смертное тело, в синеющих пальцах - дымится длинная и тонкая сигаретка, и
гнильца, гнильца - то ли помидоры протухли, то ли сам ты в похмелье, а из
ноздрей и ушей, звеня, удаляются мухи - серебряные, в патине.