"Андрей Левкин. Голем, русская версия (Роман)" - читать интересную книгу автора

повернулся ко мне.
- И напрасно смеетесь, - сказал он голосом, в котором я, как мне
показалось, узнал голос, который читал про глухонемых демонов...
- Почему? - ответил я непонятно на что именно.
- Совершенно напрасно. Это - очень хорошая книга. Потому что она
совершенно бесчеловечная. То есть не противочеловечная, а- бесчеловечная.
Там нет решительно ничего, что бы имело отношение хотя бы к какой-то жизни.
Мне такие нравятся. Они очень хороши, потому что все остальные просто ни то
ни се, все перепутано, запачкано, перепачкано. Как варить пельмени вместе с
прилипшим картоном пачки. О чем они говорят? Сами не знают о чем, о картоне,
о пельменях? Что они едят потом, картон, пельмени?
- А зачем вы это говорите мне? - наконец-то удивился я.
- Но ведь вы слушаете, - ответил он и пошел к выходу, не собираясь,
разумеется, покупать книгу. Я невольно потянулся следом.
- Мне вон туда, - сказал он, когда мы дошли до трамвайных путей, и
указал на дом
№ 15, уже вполне теперь знакомый. - Я там во втором этаже квартирую.
Меня зовут Саша.
- Меня... - хотел сказать я, но он уже пересекал улицу.
Да, это и был тот самый человек, который по совокупности признаков был
предположен мною в качестве голема. Действительность вычисления не
разочаровала: никем иным это существо быть не могло. Был бы он человеком -
его бы замочили еще в младших классах.

Я дошел до трамвайных путей, вывернул в аллею. Сел на лавочку. Время
шло, позитивные мысли не приходили. И то сказать, надо было идти чинить
сантехнику.


Квартира Галчинской

Я впервые оказался в квартире в ее отсутствие. Отметил, что как-то
специально прибираться к моему визиту она не стала. Квартира была средней
степени захламленности: глубиной, скажем, в неделю. Порядок она наводила
периодически, посуду мыла когда накопится, при этом все в квартире - при
всех разбросанных в комнате (я и туда заглянул) вещах - тяготело иметь
совершенно стерильный вид. Но в холодильнике, например, болталась упаковка
какого-то мяса, которую я видел еще месяц тому назад.
Хотелось бы все это исследовать. Раньше меня это не занимало, теперь же
захотелось. Потому что в этой квартире была какая-то ее тайна. Какой-то
предмет, письмо, исписанная бумага, отражение, прилипшее к зеркалу, которые
бы относились к той ее жизни, которая обеспечивала ее смыслом и чувствами.
Я, наверное, мог бы попытаться ее понять - памятуя о стоявшем между нами
барьере. Но ничего не было видно. Или не попадалось на глаза, или все же не
давало себя понять.
Так что я лениво чинил кран, думая о том, что хочется, на самом-то
деле, такого влечения, которое не может быть реализовано никаким из
способов - ни плотским, ни интеллектуальным, никаким. Я же вот могу
прикидывать возможный темперамент и поведение Галкиной (этим и занимался),
не имея о нем никакого реального представления. Но - не из плотского