"Андрей Левкин. Голем, русская версия (Роман)" - читать интересную книгу автора

интереса, а что ли пытаясь за счет этого угадывания получить некий прямой
доступ к ее, всей женщины, общему устройству. То есть не конкретная плотская
близость меня интересовала, она тут может быть только лесенкой какой-то
вспомогательной. Куда-то в ее мозг. Ну, в душу.
Но вот даже окажись мы с ней (что тоже мне несколько раз приходило на
ум) в нашем заколоченном кинотеатре, пустом, пыльном, в доме
№ 44, поставленном на ремонт, с потрескивающими и скрипящими фанерными
креслами, - что бы переменилось?

Быть бы нам в одном возрасте, только в каком? Если бы я был ее
возраста, то все, что могло произойти между нами, давно бы уже произошло, и
памяти бы мало осталось. А если бы она была моего возраста, то это была бы
вовсе не она, потому что ее в этом возрасте еще не было, а что тогда с ней
будет- не очень-то и понятно. Ее нынешний возраст я не любил, по себе - я
ничего не помнил про то, как чувствовал тогда, когда был как она сейчас.
Ну, помнил, конечно, но то, что помнил, было нехорошо. Не было тогда
счастья. Какая-то тяжесть была все время, даже мысль о том, что придется
пройти близкое, в общем-то, расстояние до остановки трамвая, мимо двух
магазинов - гастронома и промтоваров на другой стороне, в сумерках
светящихся сизыми витринами и фиолетовыми неоновыми буквами. А в трамвае
невыспавшиеся, тоже тяжелые, в одинаковых тулупчиках, куртках и пальто
соотечественники едут до метро. И все те же, не меняющиеся голоса из
радиоприемника в кабине водителя. Я даже не мог теперь понять, была ли
разница в том, что я чувствовал в четырнадцать лет, в двадцать, в двадцать
пять.
А теперь-то было легко: плохо, что одиноко, но все равно легко как-то.
Что ж, постановлю для себя, наконец: у меня есть еще лет десять, чтобы не
думать о старости, а за такой срок многое еще может произойти, устроиться.
Нечего мне теперь беспокоиться, рано еще. Это Куракину пора, а мне еще рано.
То есть получалось, что этот странно-нейтральный нынешний вариант между
мной и Галкиной был лучшим из возможных. К моей тоске она не имела никакого
отношения, какая тут связь. Но вот образовывалась некая история, в которой
все начинало связываться одно с другим, а то, что было еще двумя днями
раньше, уже ощущалось как отброшенный пласт того самого дерна. Она почему-то
начинала входить в меня куда серьезней, чем раньше. Не сделав для этого
ничего.

Починил я кран и пошел в комнату, подглядывать. Сел за стол и начал
листать листочки, которых было довольно много. Например, такие, на которых
было сведено все, что появилось за день в прессе, - небольшие листки, то
есть, получается, немного-то происходило. Была сшивка страниц с анализом
каких-то боев вокруг Томской области, "Томскнефти" и фирмы Acirota LTD. Я
так и не понял, кто там прав, кто виноват, тем более что и документы вовсе
не претендовали на вынесение решения. Видимо, в этой истории имелся какой-то
ключ - у того, кому предназначались эти раскладки. Но Галкина, полагаю, вряд
ли была о нем осведомлена.
На полу валялись (видимо, она что-то впопыхах искала в коробке от
компьютера, которая служила у нее ящиком для книг) уже пожелтевшие страницы
с совершенно магическим, как обнаружилось при чтении, текстом, исполненным
шрифтом Arial, четырнадцатым кеглем: