"Андрей Левкин. Голем, русская версия (Роман)" - читать интересную книгу автора

что до конкретных половых ощущений, то нами было понято не больше трети,
кажется.
То есть порнухи как таковой там выявилось мало, тем не менее, по
странной и счастливой - полагаю - склонности, эта история каким-то образом
взбудоражила некоторую группу товарищей, прочитавших книгу, отчего между
нами были часты споры, кого следует считать нимфеткой. Учитывая поголовную
девственность участников обсуждения, сама тема относилась, пожалуй, к
разряду физико-математических или общественных наук. Во всяком случае, в
10-м классе уже не тискают младшеклассниц, поскольку мысли обращены на
несколько иные моменты, не вполне внятные - тем более что дело было в те
дикие и бесчеловечные советские годы, когда обнаженная натура существовала
только на полотнах Великих Художников, вызывая при этом хихиканье школьников
на музейных экскурсиях. Лолитой, соответственно, Машу и назначили. Да,
помнится, и соперниц было мало. Если вспомнить, то ничего нимфеточного в ней
не было, во всяком случае - никаких физиологических излучений от нее явно не
исходило. Напротив, она была зтакой стерильной семиклассницей, совершенно
безупречной по меркам того, самого из застойных времен.

В этом ее выборе стиля была определенная изощренность: учитывая
несомненные коллективные склонности Лолиты-Маши. Она тогда, как-никак, еще
только выходила из пионерского возраста, будучи председателем совета
дружины - ну, чего-то такого. Во всяком случае, была у пионеров главной, в
беленьких гольфиках. Но, кажется, насчет гольфиков (подумал я, глядя на ее
ноги теперь: вовсе без гольфиков, в аккуратных черных носках), насчет
гольфиков- это я пытаюсь вспомнить, что именно тогда будоражило.
По-видимому, это мы через Мэри впервые обнаружили соответствие литературы и
жизни: о противоестественной роли поощряемой литературы в те годы в частной
жизни говорить как-то уже противно. Ну а так- ничего в ней особенно не
будоражило. Да' ее и одноклассники, кажется, тоже не тискали. Впрочем, может
быть, из-за ее пионерской должности. Хотя... в таком случае должны были
делать это хотя бы из побочных соображений. Нет, не тискали. Следовательно -
совсем не будоражила, хотя и была прехорошенькой. Но вот что запомнилось-то:
ножки в белых гольфиках. А и то сказать, были ли в СССР черные носочки? А ну
как легкая промышленность их вообще не производила, по причине
пессимистичности цвета? Уже и не вспомнить.
Еще, глядя в прошлое, можно было бы удивиться тому, насколько все же в
той стране коллективно отыгрывались даже столь частные дела, - наши
воспоминания, таким образом, представляют всегда коллективный опыт. Да, судя
по всему, она так никогда и не узнала, что некоторое количество молодых
людей какое-то время считали ее Лолитой.
Позже она подросла, вошла в обиход жизни нашего района, в частности -
каким-то образом познакомилась с Херасковым, уж и не знаю каким - возможно,
что просто в гастрономе. Впрочем, произошло это уже относительно недавно,
лет семь назад, уже более чем во взрослом возрасте. Тогда для нее настала
любовь, происходившая в обстановке весьма частых пьянок, на которых она - по
обыкновению пившая водку только в разбавленном виде - сидела в уголке и
смотрела на Хераскова влюбленными глазами. Зрелище было надрывным, тем более
что Херасков воспринимал ее чувства лишь как повод ко все более
вдохновенному разглагольствованию (вполне как сейчас Куракин), а вовсе не
как намек к интиму. В результате на какой-то особо вдохновенной пьянке он