"Андрей Левкин. Голем, русская версия (Роман)" - читать интересную книгу автора

гармошка как бы сдыхала, выпустив из себя воздух, и, растягиваемая,
взвизгивала, - исуса Христа".
Эти его американо-баптистские евангелисты располагались тогда в бывшем
кинотеатре, в пяти домах отсюда, в 44-м. Куракин говорил, что платили они
изрядно, вот только через полгода снялись и куда-то отправились: то ли
дальше, в Сибирь, то ли восвояси. Может быть, потому, что им киношку
приватизировать не дали.

Честно говоря, в кафе дома № 39 не было уютно. Более того, там даже
воняло - особенно по утрам, от перегара, и по вечерам, в момент производства
этого перегара. Теперь был второй вариант. Помещение как бы съеживалось и,
чуть помедлив, раздавалось обратно, при этом промахивалось мимо своих
исконных размеров, отчего тут же начинало снова съеживаться, снова
промахивалось. В результате пульсаций воздух то теснил грудь, то - в явном
противоречии с прокурен-ностью (несмотря на кондиционер) - становился
разреженным.
Так что обнаружить здесь эту парочку было весьма странно. Куракину
теперь было лет к пятидесяти, девушке Мэри - к сорока, но она не без успеха
держала себя вполне еще девушкой, так что можно было даже подумать, что ей
только что исполнилось тридцать четыре.
Поскольку я жил в этом районе всегда и чего тут только не помнил -
штурмы водочного магазина, например, который был на углу улицы с трамвайной
линией, а еще - в раннем совсем детстве - по улице даже похоронная процессия
однажды прошла, с оркестром. Так что эту девушку я уж тем более знал и
вполне мог оценить благосклонность природы, ей оказанную. С учетом того, что
я несколько близорук и такие вещи, как появление морщинок вокруг глаз, для
меня невидимы, она выглядела замечательно. С достаточно постоянной и
бесхитростной стрижкой то ли "под горшок", то ли "паж", если тут есть
разница. Ростом она была примерно метр семьдесят, худощавая, но крепкая,
спортивная. Ее можно было обнаружить бегающей по школьному стадиону,
точнее - по дороге на стадион и обратно (уж на стадион-то меня затащить было
невозможно, тем более с утра), даже и не уставшей, а только разрумянившейся
от бега. В общем, она удачно боролась с ходом времени, а может, и не
боролась, а таким был ее жизненный уклад. Она была этакой Мэри Поппинс,
вариантом местного совершенства - ею явно культивируемого, отчего между
собой мы ее так и прозвали. Вообще, эта тяга к совершенству была у нее
отчетливо платонической, поскольку, если вспомнить, ее существование в
здешних кварталах не скрашивали ни лимузины, тормозившие возле дома (она
жила в 31-м), ни ухажеры с охапками роз. Не исключено, разумеется, что ее
счастье в те годы происходило в более продвинутых районах, ну а тут она
держала себя, почти надменно.
Они о чем-то бормотали, про какой-то кинофильм, который я не видел, так
что слушать их было бессмысленно, и я, поедая яичницу, глядел на ее коленки,
вспоминая о том, как некоторое время она была для нас, мужских учащихся
10-го, выпускного класса, Лолитой.
То есть там прежде должна была появиться книжка - что, понятное дело,
произошло случайно, потому что кто ж знал про Набокова. Чей-то родитель
почему-то привез, книжка и пошла по рукам. Переходила она между своими как,
естественно, порнография - вряд ли в точности под этим термином, но,
несомненно, как потаенная литература. Хотя и воспринятая не вполне верно, а