"Андрей Левкин. Крошка Tschaad" - читать интересную книгу автора

происхождения обществ и государств". Младшему - 19 лет, старшему
- 25. Оба обсуждают Локка в подлиннике, веселенькое занятие.
Вдохновленный беседами, Пушкин напишет несколько стихотворений о
Чаадаеве, строками одного из которых, "Он в Риме был бы Брут, в
Афинах Периклес, а здесь он - офицер гусарской", Tschaad украсил
свой быт: "В наемной квартире своей принимал он посетителей,
сидя на возвышенном месте под двумя лавровыми деревьями в
кадках; справа находился портрет Наполеона, слева - Байрона, а
напротив - его собственный, в виде скованного гения." (Вигель,
но вряд ли врет), - там и были пушкинские строчки.
Согласно некоторым гипотезам, в те годы Чаадаев вдохновлялся
героическими планами, среди которых, как полагают, был и план
убийства государя. Верится в это, честно говоря, слабо, но
пушкинские стихи соответствующего толка окружают 1821 год со
всех сторон: по-сле Троппау - "Кинжал", до - "к Чаадаеву", в
котором "на обломках самовластья напишут" их имена. Из этого, в
частности, Оксман выводил план смертоубийства Александра: в те
годы оснований быть зафиксированными на обломках самовластья у
обоих было мало, так что оставалась единственная возможность -
оказаться на скрижалях в качестве двуглавого Брута.
Император
Следствия подобных идей всегда схожи: человек растет в своих
глазах, собственные качества видятся ему более выпуклыми - и
даже не из гордыни; он воспринимает их в качестве уникального
инструмента, ему дарованного. В результате же слишком
пристального сведения всего, что происходит на свете, к себе,
для себя, он становится стеклянным шаром. Прозрачным - для него,
для остальных - мутным.
Любопытно, что это произошло ровно накануне встречи с решительно
прозрачным шаром, каковым - отчасти против своей воли - был
Император. Но тому некуда было деться - служебное положение: он
же был главой единственной в тот момент мировой сверхдержавы.
В Троппау император "обсуждал меры борьбы против поднимающихся
революционных движений в различных странах Европы" - как о том
сообщает "Всемирная история" издания 1959 года, том 6-й.
Конгрессы следовали один за другим: Аахен - 1818, Троппау -
1820, Лайбах - 1821, Верона - 1822. Европейские венценосцы и
бюрократы уже настолько сплелись в коллективный орган управления
Европой, что расстаться не могли и не хотели.
Но вот с революционерами было густо: в январе 1820-го близ
Кадиса восстал полк Рафаэля Риего, освободивший мятежного
генерала Антония Кирогу. В июле 1820-го были собраны Кортесы,
объявившие такие перемены, что Священный союз, уже из Вероны,
потребовал вернуть все на место, после чего французы отправились
громить Мадрид (в 1823 году), а г-н Гоголь написал историю про
Поприщина, обеспокоенного тем, что в Испании нет короля.
Да и карбонарии: в июле того же 1820-го года они, под
начальством генерала Пепе, взяли власть в Неаполитанском
королевстве... Так что история с семеновцами попадала в масть. А
в те годы Чаадаев еще не был лыс и вполне даже смахивал