"Андрей Левкин. Крошка Tschaad" - читать интересную книгу автора

буйностью шевелюры и несколько широкоскулым строением лица на
карбонария.
Из свидания толка не вышло, Tschaad не разделял тревог государя
за состояние вооруженных сил державы и, верно, разочаровался в
нем, увидя. Плешивый щеголь, враг труда его не заинтересовал,
тем более, что теперь Tschaad уже знал, что испанский король
нашелся и это - он. Тут же речь шла о какой-то другой истории,
не о той, которую он предполагал для себя в пути.
Разговор с императором, впрочем, длился более часа. "О чем мог
так длинно говорить гвардейский ротмистр со всероссийским
императором?" - недоумевал Жихарев, добавляя, что "серьезная
сущность и самая занимательная, любопытная часть разговора,
который Чаадаев имел с государем, навсегда останутся
неизвестными, и это неоспоримо доказывает, что в нем было что-то
такое, чего пересказывать Чаадаев вовсе не имел охоты". Встреча
закончилась словами императора "Adieu monsier le liberal" и его
же напутствием "мы скоро будем служить вместе". Судьба
семеновцев не переменилась.
Tschaad же после поездки подает в отставку, хотя его
флигель-адъю- тантство и решено. Александр как бы удивлен и даже
поручает передать, что коли Чаадаеву нужны деньги, то "он сам
лично готов ими снабдить". Похоже, что царь во всей этой истории
был весьма ироничен.
Причину отставки Tschaad объяснит тем, что считает забавным
выказать свое презрение людям, которые всех презирают.
Единственная проявленная тут эмоция Tschaad'a состояла в том,
что, удовлетворив его прошение об отставке, государь противу
обыкновения не присвоил ему следующего чина. По Жихареву, его
дядя до конца жизни имел слабость горевать об этом, потому как
"полковник - un grande fort sonore" - "очень уж звонкий чин-то".
Вояж
К лету 1823 года, не находя применения себе как внечеловеческому
и, соответственно, непристроенному к делу явлению, Tschaad впал
в некоторую прострацию, оформившуюся в признаваемую обществом
хандру, и отправился на три года в Европу. М.И.Муравьев-Апостол:
"Я проводил его до судна, которое должно было увезти его в
Лондон. Байрон наделал много зла, введя в моду искусственную
разочарованность, которой не обманешь того, кто умеет мыслить".
Перед отъездом Ч. отпишет Чаадаеву-второму, брату, также
испытывавшему приступы ипохондрии и физические недомогания:
"Болезнь моя совершенно одна с твоею - только что нет таких
сильных пальпитаций, как у тебя, потому что я не отравливаю себя
водкой, как ты". Пальпитации - это сердцебиения.
Ведет он себя в путешествии вполне по-сверхчеловечески.
В Берне, при русской дипломатической миссии, Tsсhaad обнаружил
своего дальнего родственника, князя Ф.А.Щербатова. И прижился. В
то время, много позже вспоминал чиновник посольства
Д.Н.Свербеев, Tschaad "не имел за собою никакого литературного
авторитета, но Бог знает почему и тогда уже, после семеновской
катастрофы, налагал своим присутствием каждому какое-то к себе