"Андрей Левкин. Крошка Tschaad" - читать интересную книгу автора

определенность своего положения среди мокрого поля, где виды за
окошком меняются так медленно, что эта самая определенность
размокает, разбухает, расползается в сырых пространствах.
Совокупность начитанности, ума, ипохондрии, поддержанная
одиночеством осенней дороги, явно предоставила обладателю
совокупно-сти возможность ощутить себя пусть небольшим, но
демиургом. Но такому варианту что-то недостает: какого-то
хлопка, что ли, вспышки в пустоте. Чего-то, сделанного из иной
материи.
Троппау (Опава) находится на границе Силезии и Моравии,
добираться туда следовало, верно, через Краков и Сандомир.
В Кракове в свое время Ч. вступал в масоны. Повторное посещение
тех же мест плохо сказывается на субъекте, посетившем их впервые
во второй раз. Tschaad, надо полагать, думает о масонстве и,
находя себя заметно продвинувшимся в сравнении с прежним,
считает его неудовлетворительным для своей личности и,
следовательно, вносит коррективы в свое ощущение ее масштаба.
Если разумно исходить из того, что все вещи на свете происходят
как вспышка и хлопок, то сам этот момент особенно драматургичен
в месте, где слабы непрерывность и связность отдельных
поступков. Легко предположить, что выйдя из своей щегольской
кибитки размяться, г-н Чаадаев оказался застигнутым врасплох
неважно чем: сообщением, пришедшим со скоростью побежавшей по
стеклу трещины. И - что-то хрустнуло в затылке.
Над ним прошло что-то вроде чужой силы, и он понял, что едет к
абсолютному духу, победившему Европу, а также что его,
Tschaad'a, карьера зависит не от выслуги, но от иного. А как
иначе - Гегель, увидев Наполеона на белом коне, сказал, что в
город на белом коне въехал Абсолютный дух, но Александр же
победил Наполеона, значит - его Абсолютный дух оказался круче.
Это, похоже, история ап.Павла наоборот, - воспринявшего
неведомый зов и ставшего Савлом по дороге из Дамаска. Петр
возвращается в Симона, упав после странного озарения в мир
своевольных умопостроений.
Это рассказ о Петре Чаадаеве, небольшой родинке на коже
российской истории - ежели, конечно, у этой истории есть тело, -
тогда о некоторых ее повадках можно судить и по движениям этой
родинки, пусть даже и приблизительно.
Но, собственно, и не об истории. Все это просто о том, как на
свете с людьми бывает.
Отягчающие обстоятельства
Считается, что в период, предшествовавший поездке, Чаадаев
интен-сивно общался с Пушкиным. Tschaad жил в Демутовом трактире
Петербурга (набережная Мойки, 40; одна из шикарных гостиниц того
времени) и там, регулярно встречаясь с пиитом, способствовал его
общему развитию. По воспоминаниям г-на Анненкова, "Чаадаев уже
то-гда читал в подлиннике Локка и мог указать Пушкину,
воспитанному на сенсуалистах и Руссо, как извратили первые
философскую систему английского мыслителя своим упрощением ее и
как мало научного опыта лежит у второго в его теориях