"Андрей Левкин. Крошка Tschaad" - читать интересную книгу автора

был назначен командиром некий Шварц, который в своей страсти к
строевым упражнениям дошел до беспредела - даже обязал лиц, не
имеющих собственных усов, использовать накладные, отчего лица
покрывались болячками. А назначили Шварца потому, что к апрелю
1820 года Семеновский полк превратился во что-то странное:
офицеры перестали пьянствовать, после обеда играли не в карты, а
в шахматы и за кофием читали вслух иностранные газеты, следя за
европейской жизнью.
Мало того, говорят, что офицеры полка занимались
самообразованием и даже обучали грамоте солдат, при этом ни на
учениях, ни в казармах не было слышно ни брани, ни грубых слов.
Шварц же, поставленный в полк для пресечения столь диких нравов,
довел коллектив до того, что среди солдат возникло возмущение,
приехавшие разбираться генералы все только запутали, солдаты
продолжали гнуть свое, тогда Васильчиков отправил в
Петропавловку Государеву роту, на что солдаты побили на квартире
у Шварца стекла, а Шварц удрал и спрятался в навозной куче, в
сумерках же пробрался к знакомому офицеру из Измайловского полка
и тем спасся.
Дело получило резонанс, взволновало прочие полки, и семеновцев
отделили от остальной гвардии, разослав по финским блок-постам.
19 октября с донесением об этом к царю был направлен
фельдъегерь, а следом за ним - с подробностями - и адъютант
Васильчикова Чаадаев. Надо думать, все же предполагалось, что
дело удастся как-то смягчить.
Современники усмотрели в принятии на себя этой миссии желание
Tschaad'a выдвинуться на несчастьях товарищей и бывших
однополчан, но, кажется, Tschaad о конкретном деле не думал
вовсе.
Со-ложник (по "Соединенным друзьям") и пристальный
недоброжелатель Чаадаева Вигель разъяснял эту ситуацию не без
изящества: "Он был уверен, что, узнав его короче, Александр,
плененный его наружностью, пораженный его гением, приобщит его к
своей особе и на первый случай сделает его флигель-адъютантом".
Пристрастность Вигеля тут все же была излишней, об адъютантстве
речь шла и без того.
Итак, Tschaad отправляется в медленное путешествие. Кончалась
молодость. "Его положение служебное и общественное было во всех
отношениях великолепное и многообещающее. Молодость
заканчивалась, и можно утвердительно сказать, что никогда и
никому на своем прощальном закате она приветливее не улыбалась".
Эти слова Жихарева открывают внутри его дяди милую картинку,
весьма в духе г-на Фридриха, немецкого живописца, и, надо
полагать, примерно в таком ощущении Tschaad и глядел на
окрестные пейзажи.
Мальчик едет в Троппау
Но здесь, по дороге, только мокрые кусты, камни, да ворона,
орущая по своим, не сводящимся к состоянию окрестностей,
причинам.
Боже ж ты мой, никакого даже телеграфа, зато - точная