"Андрей Левкин. Крошка Tschaad" - читать интересную книгу автора

содержащей рассуждения о женской общественной физиологии.
Позиции Tschaad'a в данном вопросе таковы. В природной, по его
мнению, женской пассивности и сердечной предрасположенности к
самоотречению он видит залог развития способности покоряться
"верховной воле", необходимой, в свою очередь, для подлинного
творчества. Предрасположенность женского сердца к самоотречению
Чаадаев ощущает как точку приложения сил, ведущую к последней
степени человеческого совершенства. Для него укрепление этой
предрасположенности аналогично отмеченному им типу гениальности,
ничего шумно не изобретающей, а потому в своей тихой
подчиненности способной лучше различить голос "высшего разума" и
пропитаться "истинами откровения".
Итак, по слухам, они гуляли в усадьбе Норовых по лужайке,
обсаженной розами и нарциссами, откуда открывался вид на пруды,
а чуть дальше - на леса. Tschaad на практике шлифует
красноречие. Сходство с известным пушкинским героем оставим,
пожалуй, без внимания.
Отчего-то принято считать, что Авдотья чувствовала себя на свете
как-то неуютно, не находила себе места. Что была слаба
физически, часто хворала - все это не очень вяжется с ее
литографированным портретом. Хотела бы уйти в монастырь, но
жалеет родителей. Хорошая девушка, надо полагать. Не изготовили
же ее специально для того, чтобы Tschaad мог удостовериться в
правомерности вышеуказанных взглядов.
"Зная Вас, - напишет она Tschaad'у через три года, - я научилась
рассуждать, поняла одновременно все Ваши добродетели и все свое
ничтожество. Судите сами, могла ли я считать себя вправе
рассчитывать на привязанность с Вашей стороны. Вы не можете ее
иметь ко мне, и это правильно, так и должно быть. Но Вы лучший
из людей, Вы можете пожалеть даже тех, кого мало или совсем не
любите. Что касается меня, то сожалейте лишь о ничтожестве моей
души. Нет, я боюсь причинить Вам хотя бы минутку печали. Я
боялась бы умереть, если бы могла предположить, что моя смерть
может вызвать Ваше сожаление. Разве я достойна Ваших сожалений?
Нет, я не хотела бы их пробудить в Вас, я этого боюсь. Глубокое
уважение, которое я к Вам испытываю, не позволило бы мне этого
сделать..."
Жихарев тоже отчего-то все знает про Авдотью, которую в жизни не
видел:
"...была девушкой болезненной и слабой, не могла помышлять о
замужестве, нисколько не думала скрывать своего чувства,
откровенно и безотчетно отдалась этому чувству и им была сведена
в могилу. Любовь умирающей девушки была, может быть, самым
трогательным и самым прекрасным из всех эпизодов его жизни".
Ну, раз он говорит о ней со слов дядюшки, так и резюме, значит,
дядюшкино. Не говоря уж о том, что многое в ее письмах
представляется перенаверченным из романов (конечно, писаны они
по-французски).
Панова
Была у Чаадаева и другая соседка. Панова Екатерина Дмитриевна