"Юрий Абрамович Левин. Схватка (повесть) " - читать интересную книгу автора

мы. Мои предки вместе с Пугачевым волю Уралу добывали!.."
Снова послышался лай. Открыл глаза: никого не видать... Надо
подниматься. "Что лежишь, как бревно", - сказал про себя и, упершись руками
в землю, попытался привстать. А боль так полоснула, что дыхание сперло.
Неужто конец?..
Глаза сами закрылись. И пребывая в дремотном сне, Емельян снова увидел
все то, что стряслось с ним...
Железная глыба была так близко, что от рева мотора и лязга гусениц
задрожал бруствер окопа. А он, красноармеец Усольцев, толком не ведая, что
предпринять, зачем-то щекой придавился к прикладу винтовки и прицелился.
Ну, чудак же ты, Емельян: трехлинейкой хотел броню продырявить! Зло
ругнулся и сплюнул: будь ты неладна!
Танк полз медленно, будто крался, ждал, видать, фашист, когда он
выскочит из окопа и побежит, чтобы полоснуть по спине...
А в голове сверлило: ну, что лежишь, Емельян? Неужто хочешь быть
раздавленным? Нет, нет... Жить надо... Непременно жить надо... Степанидушка
что сказала, когда на войну снаряжала: "Возвертайся живым..." И детишки -
Степка и Катюшка - тоже говорили: "Мы ждем тебя, папаня..."
И Емельян поднялся над окопом, вымахнул на бруствер и, пригнувшись,
сделал шаг вперед - навстречу танку. Потом второй шаг, третий...
Фрицы через триплексы все видели, видать, дрогнули, а иначе зачем
притормозили? Иди угадай, что задумал этот русский, может, он обвязал себя
минами? Стрелять из пушки или пулемета бессмысленно - он был уже в зоне
непоражаемости. Оставалось одно: из пистолетов расстрелять.
Но Емельян предусмотрел и этот вариант. Он нашел место, где никакая
пуля не способна достать, нырнул под днище танка и, вдавившись всем телом в
землю, замер.
Что и говорить, позиция не райская, а если точнее сказать - в капкане
очутился Емельян. Над спиной бронированная глыба, с боков - змеи-гусеницы и
только одна надежда - как-то выползти сзади из-под танка и оказаться в тылу
фрицев. А там... Там видно будет...
Механик-водитель, будто угадал Емельяновы намерения и, упреждая
действия русского, завертел танком. Машина, вдавливаясь траками в луговой
грунт, казалось, вот-вот ухватит Емельяна и расплющит.
Емельян не давался бронированному чудовищу. Пристроившись к вражьей
пляске, он вертелся юлой, приближался к корме танка. И наконец выскочил.
Свалился в какой-то окопчик, а показалось, что в бездну провалился...
И вот очнулся. В голове гудело, подташнивало, хотелось так глубоко
вздохнуть, чтобы свежим воздухом прочистить все свое нутро, которое, как
казалось Емельяну, забито чем-то тяжелым и горьким. Но глубокий вдох не
давался - болела грудь.
А ноги? Качнул правой ступней - ничего, работает, а левую не сдвинуть.
Приподнял голову и увидел: трак придавил ступню. Вот оно что - никак вражий
танк развалило... Оглянулся Емельян и увидел метрах в двадцати от себя
омертвелую немецкую броню, ту самую, которая ползла на него. Башню свалило
набок, а от гусениц ничего не осталось, только кругом валялись траки.
Несколько лежало рядом с Емельяном. Какой-то из них, наверно, и стукнул в
грудь, а другой - ногу повредил.
Из чрева покалеченного танка полз дым.
Емельян попытался высвободить ногу из-под трака: потянулся всем телом и