"Гавриил Александрович Левинзон. Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Чувал был обут в кроссовки. Штанины брючонок взбились, и стало заметно,
что кожа у него выше лодыжек шелушится - хотелось подарить ему флакончик
глицерина. Думалось, это у него оттого, что он такие невкусные завтраки
ест. Нужно было посмотреть его рисунки. Я сказал:
- Давай показывай.
Он смутился и стал показывать - крыши, конечно. Черепичные и
железные. Антенны, трубы, тени. Крыши ночью и крыши днем, под луной, в
дождик, одна крыша была под самыми облаками, так что тучка за трубу
зацепилась. На некоторых, крышах человек был нарисован.
- Тоже в тапочках, - сказал мне шепотом Марат.
Только кроссовками этот человек и походил на Чувала. Он был старше,
десятиклассник на вид, худощавый, в рубашке в обтяжку и в джинсах: ходил
по крышам, танцевал почти у края, сидел, свесив ноги, стоял, глядя на
луну. На одном рисунке он сидел, обхватив колени, и думал, а напротив него
сидел кот и тоже думал. Хвалить особенно нечего было.
Марат ткнул пальцем в кота. Мы посмеялись над этим мыслителем - кот
был здорово нарисован. Тогда Чувал взял чистый лист из папки и карандашом
быстро нарисовал пять котов: испуганного, сытого, голодного, спящего
(сразу было видно: ему снится веселый сон) и кота в сапоге. Как он
очутился там, бедняга, в громадной ботфорте со шпорой? Только голова
торчала, испуганная рожица усатика. Было понятно: еще не скоро ему удастся
выбраться.
Я тут же лист с этими рисунками к коврику над диваном приколол.
Непонятно было, зачем Чувал рисует дурацкие крыши и ненормального малого,
который днем и ночью по этим крышам лазает, если умеет так здорово котов
рисовать. Марат Васильев попросил, чтобы Чувал и для него рисунок сделал.
Чувал тут же нарисовал большущего кота, во весь лист, - кот этот убегал,
страшно испуганный. Скорей всего, это тот самый был, который в сапог
попал, а теперь выбрался и драпал. Может, ему казалось, что сапог за ним
гонится? Чувал, наверно, много интересного знал об этом коте. Но я не стал
расспрашивать: еще завоображает.
Папа появился в комнате как будто специально для того, чтобы
подружиться с Чувалом. Видели б вы, как они сидели рядышком на диване:
Чувал по одному доставал рисунки из папки и показывал. Папа оказался
ценителем, даже волноваться начал. Меня так и подмывало сказать, что зря
он себя так ведет, как будто Чувал в этой комнате первый человек. Нельзя
же выделять кого попало. И начало казаться: может, рисунки Чувала в самом
деле хорошие? Хотелось подойти и вместе с папой рассматривать. Вот тебе
на!
Позвонил Мишенька и сказал, что может нам кое-что интересное
показать. Мы с Маратом ушли. А человек в кроссовках остался с папой.
Но Мишенька нам ничего интересного не показал, просто ему хотелось,
чтобы мы поскорее к нему пришли. Мы пытались поговорить о чем-нибудь, но
без телефона у нас не вышло. Кончилось тем, что я сказал Мишеньке:
- А ну тебя к черту! - и ушел.
Я оставил их с Маратом скучать, а сам решил вернуться домой,
позвонить Горбылевскому и рассказать, как два долдона скучают и ничего
придумать не могут, хоть тресни.
Недалеко от нашего дома, напротив старинной церквушки, есть скверик
на четыре скамейки. В этом скверике я увидел папу и Чувала: они сидели