"Примо Леви. Периодическая система" - читать интересную книгу автора

к химии. С трудом продрав глаза, мы выходили из хижины на стоянке
Мартинотти, и вот они, горы, едва тронутые солнцем, чистые и темные, словно
только народились в эту ночь, и одновременно неисчислимо древние. Это было
что-то неземное, потустороннее.
Впрочем, мы не всегда забирались в такую высь или даль. В переходные
времена года Сандро влекли к себе тренировочные скалы. До них от Турина было
два-три часа езды на велосипеде, и мне любопытно было бы узнать, посещает ли
теперь кто-нибудь Макушку Стога, Башню Волькмана, Зубастую и Голую скалы, а
также еще несколько других скал со столь же бесхитростными местными
названиями. Одну из них, кажется, открыл то ли сам Сандро, то ли его
мифический брат, которого, если я правильно понял смутные объяснения, он
называл братом в том смысле, что все люди на земле - братья. Я его никогда
не видел. Пьемонтское название этой скалы - 1о SbarГja - происходит от
глагола sbarГjГ(C), что значит "пугать". По форме гранитная призма, она
возвышается на сотню метров над холмом, поросшим промышленным лесом и
колючими кустами ежевики. Как и Критский Старец, она рассечена от подножия
до вершины, и трещина кверху сужается настолько, что скалолазу волей-неволей
приходится выходить на стену, из которой торчит один-единственный гвоздь,
вбитый по доброте душевной братом Сандро. Как тут не испугаться?
В этих местах собиралось несколько десятков любителей вроде нас, и
каждого Сандро знал не только в лицо, но и по имени. Не слишком владея
техникой скалолазания, мы карабкались вверх в окружении привлеченных запахом
нашего пота надоедливых слепней и оводов, нащупывая ногой удобные прочные
камни, вылезая на уступы, поросшие папоротником и земляникой весной и
редкими кустами ежевики осенью, хватаясь за чахлые, укоренившиеся в
расселинах деревца, и спустя несколько часов достигали вершины. Не горной
вершины в общепринятом понимании, а ровного пастбища, с которого на нас
равнодушно поглядывали коровы. Спускались мы чуть ли не кубарем, за
считанные минуты, по тропам, густо покрытым свежими и засохшими коровьими
лепешками, торопясь к своим велосипедам.
Наши вылазки нельзя было назвать приятными прогулками, Сандро говорил,
что налюбоваться видами мы успеем после сорока; иногда они изнуряли нас
вконец. "DГгma, neh?" ("Завтра, а?") - сказал он мне однажды в феврале, и на
его языке это означало, что, поскольку погода хорошая, мы можем сегодня
вечером отправиться в путь, чтобы завтра осуществить планируемое уже
несколько недель зимнее восхождение на Зубец М. Мы переночевали в недорогой
гостинице, а на следующее утро (не слишком рано, хотя во сколько точно -
сказать не могу, потому что Сандро не любил часов; их постоянное напоминание
о времени он воспринимал как беспардонное вторжение в его жизнь) бодро
окунулись в туман. Около часу дня мы вышли из тумана на яркое солнце и на
гребень совсем другой горы.
Тогда я сказал, что мы можем спуститься метров на сто, пересечь
полсклона и подняться на следующий гребень. А еще лучше, раз уж мы вышли
сюда, продолжать подниматься и удовлетвориться покорением этой вершины,
которая всего-то на сорок метров ниже той, которую мы наметили. Сандро,
изъясняясь на своем немногословном языке, принял во внимание мое последнее
предложение, но с завидным упрямством настаивал, чтобы мы поднялись по "не
представляющему трудностей северо-западному гребню" (он издевательски
процитировал уже упоминавшийся путеводитель Итальянского альпийского
общества) на Зубец М., это займет у нас полчаса. "В двадцать лет, - сказал