"Примо Леви. Периодическая система" - читать интересную книгу автора

он, - простительно иной раз сбиться с пути".
"Не представляющим трудностей" этот гребень был летом, тогда мы
действительно поднялись бы на него в два счета, сейчас же он был мокрый на
солнечных участках, скользкий как каток на затененных, а на ровных местах
сырой снег был так глубок, что мы утопали в нем по пояс.
- А как мы будем спускаться?
- Там видно будет, - ответил он и таинственно добавил: - Возможно,
придется отведать медвежатины, это самое худшее, что может случиться.
- Медвежатины так медвежатины, все равно у нас впереди длинная ночь.
Мы поднимались два часа: от обледеневшей веревки проку было мало: она
превратилась в колючий негнущийся ком, который цеплялся за каждый выступ и
звенел, как металлический трос. В семь часов вечера, когда мы вышли к
замерзшему озерцу, было уже темно. Мы съели свой скудный ужин, соорудили
хлипкую стенку с подветренной стороны и легли спать прямо на земле,
прижавшись друг к другу. Холод пронизывал нас до костей, и приходилось часто
вставать, чтобы разогнать кровь. Казалось, даже время замерзло: ночь все не
кончалась, ветер дул не стихая, луна стояла на одном и том же месте, а перед
ней застыла в небе фантастическая череда рваных облаков. Мы сняли обувь, как
рекомендует в своих книгах почитаемый Сандро Ламмер, и засунули ноги в
мешки; едва забрезжил свет (казалось, светлеет снег, а не небо), мы встали
со своего ледяного ложа окоченевшие, голодные, с воспаленными от бессонницы
глазами и обнаружили, что наши ботинки обледенели; чтобы засунуть в них
ноги, пришлось их отогревать: мы сидели на них, как куры сидят на яйцах.
И все-таки спустились мы вниз без посторонней помощи. Хозяину
гостиницы, который, взглянув на наши измученные лица, спросил насмешливо,
как все прошло, мы гордо ответили, что отлично прогулялись, и, заплатив по
счету, с достоинством отправились восвояси. Это и называлось "отведать
медвежатины", и теперь, спустя столько лет, я жалею, что так мало отведал,
потому что ничто из всего хорошего, что дарила мне жизнь, не оставило в
памяти подобного вкуса - вкуса силы и свободы, пусть даже свободы ошибаться,
оставаясь при этом хозяином своей судьбы. И я благодарен Сандро, который
сознательно вовлекал меня в трудные предприятия, лишь на первый взгляд
казавшиеся безрассудными; я точно знаю, что позже этот опыт мне пригодился.
Ему самому - нет, во всяком случае, он его не уберег: Сандро, Сандро
Дельмастро погиб среди первых в пьемонтском боевом отряде Партии
действия[15]. В апреле сорок четвертого года после нескольких месяцев
неравной борьбы он был схвачен фашистами и отправлен в Кунео. При попытке к
бегству был убит автоматной очередью, выпущенной ему в затылок безжалостным
ребенком-палачом, озлобленным пятнадцатилетним охранником, одним из тех,
кого республика Сало набирала в колониях для малолетних преступников. Его
тело долго лежало на улице, потому что фашисты не разрешали его похоронить.
Сегодня я знаю, что обряжать человека в слова, возрождать его на листе
бумаги, особенно такого, как Сандро, - дело безнадежное. Он был не из тех, о
ком рассказывают, не из тех, кому ставят памятники, над которыми, кстати,
сам он всегда смеялся. Человек действий, он существовал только в них, и от
него ничего не осталось. Ничего, кроме слов.


КАЛИЙ