"Дорис Лессинг. Трава поет" - читать интересную книгу автора

том, как ты читал письма из дома, поставив ступню на подножку автомобиля и.
на мгновение позабыв о солнце, о площади, покрытой красной пылью, на которой
то там, то здесь, словно мухи, рассевшиеся на куске мяса, лежали собаки; о
кучках туземцев, пялящихся на тебя, - благодаря таким воспоминаниям ты тут
же перемещаешься в страну, по которой испытываешь мучительную тоску, в
страну, где ты больше не можешь жить. "Южная Африка - она в крови", - с
сожалением говорили люди, удалившиеся в добровольное изгнание.
Для Мэри под произнесенным с ностальгией словом "дом" подразумевалась
Англия, несмотря на то что и отец и мать ее родились в Южной Африке и
никогда там не бывали. Англия стала для нее "домом" благодаря тем дням,
когда люди наведывались за почтой. В такие дни она бегала к магазину, чтобы
поглазеть, как к нему подъезжают машины, а потом уносятся прочь, груженные
товарами, письмами и журналами из дальних стран.
[56]
Для Мэри магазин являлся подлинным центром всей ее жизни и имел для нее
даже большее значение, чем для остальных детей. Начнем с того, что Мэри
всегда жила так, что магазин находился в пределах видимости, в одной из тех
покрытых пылью деревушек. Ей постоянно приходилось наведываться в магазин,
чтобы принести маме то фунт сушеных персиков, то банку горбуши или же
узнать, завезли ли еженедельник. Мэри торчала в магазине часами, разглядывая
груды липких разноцветных конфет, пропуская сквозь пальцы зерно, хранившееся
в стоявших вдоль стен мешках, украдкой поглядывая на маленькую
девочку-гречанку, с которой ей не позволялось играть, поскольку мама
говорила, что ее родители "даго". Потом, когда Мэри немного подросла,
магазин стал для нее важен еще по одной причине: там ее отец покупал
выпивку. Еще будучи ребенком, Мэри знала: мама жалуется только ради того,
чтобы устроить сцену и поведать всем о своих горестях, на самом деле ей
нравилось стоять в баре и чувствовать на себе сочувственные взгляды
случайных клиентов; она с наслаждением резким скорбным голосом жаловалась на
своего супруга. "Каждый вечер он здесь у вас торчит, - сетовала она, -
каждую ночь! И что он хочет? Чтобы я поставила на ноги троих детей на те
[57] деньги, что остаются после того, как он наведывается сюда?" Затем она
замирала, ожидая сочувствия от человека, отправлявшего в карман деньги,
которые по праву принадлежали ей и ее детям. Но продавец за стойкой наконец
произносил: "А что я могу сделать? Я же не могу отказаться продавать ему
выпивку?" В итоге, отыграв спектакль и получив свою долю сочувствия, она,
держа Мэри за руку, шла по красной пыли домой - высокая худая женщина со
злым нездоровым блеском в глазах. Она рано избрала Мэри себе в наперсницы и
часто плакала над вышивкой, покуда дочка неумело пыталась ее утешить. С
одной стороны, Мэри хотелось убежать, но с другой - она осознавала
собственную значимость, испытывая при этом ненависть к отцу.
Нельзя сказать, что, напившись, отец ее становился жестоким и грубым.
Он редко напивался так, как некоторые другие мужчины, которых Мэри видела у
бара и которые вселяли в нее подлинный ужас перед этим местом. Каждый вечер,
набравшись, отец делался весел и добродушен. Домой он возвращался поздно и
съедал в одиночестве поджидавший его остывший ужин. Жена относилась к нему с
холодным равнодушием. Едкие насмешки в его адрес она берегла для своих
друзей, приходивших к ней на чай. Казалось, она не [58] хотела, чтобы муж
знал, что она испытывает к нему хотя бы какие-то чувства, пусть даже этими
чувствами были презрение и желание выставить его на посмешище. Она вела себя