"Джон Рэндольф Лесли. Как бы в тусклом стекле ("Карета-призрак" #9) " - читать интересную книгу автора

Во-первых, невозможно было поверить, что на стене появлялось изображение,
как от волшебного фонаря: окно смотрело в глухую стену, и солнечные лучи
сюда не попадали. Во-вторых, свинцовый рот фигуры был крепко сомкнут.
Художник пытался изобразить, по всей видимости, юношу с хлебами и рыбами[12]
по рисунку предшественника нашего священника. О прежнем священнике мы ничего
не знали, но нам посчастливилось: старая церковная прислужница, которая
сопровождала меня и приятеля, когда мы осматривали здание, смогла просветить
нас на этот счет. Мы узнали, что, по ее мнению, предыдущий священник
тронулся умом и именно поэтому отказался от места. Как выяснилось, его уже
не было в живых, а то бы он мог предоставить нам ценные сведения. Мы
продолжили расспросы, и женщина припомнила, что священник имел обыкновение
посещать тюрьмы, а его брат был как раз помощником начальника тюрьмы. Ничего
иного она не могла поведать.
Да, ключей к разгадке было маловато. Внутреннее убранство церкви
оказалось современным и совершенно безликим. С подозрительного окна сняли
доски. Мы принесли зеркала, стали пристраивать их под разными углами, но
результат был неизменен: юноша с хлебами и рыбами сохранял все то же
благопристойное выражение лица. Мы получали цветное изображение на
противоположной стене - слегка размытое, но вполне приглядное. Внезапно я
услышал, как священник, который стоял в дальнем углу церкви с зеркалом в
руках, застонал. Мы поспешили к нему. Священник застыл как громом
пораженный. В ту минуту можно было подумать, что объяснение всего
происшедшего кроется в его нервном расстройстве. В вытянутых руках он держал
зеркало. Мы заглянули через его плечо. В зеркале четко виднелось уменьшенное
изображение окна. Мы различили все до самой мелкой детали, в том числе и
кое-что, чего на витраже не было: высунутый язык. Это было настолько
неуместно и ничем не спровоцировано, что у нас вырвался крик изумления,
перешедший в стон. Для священника это оказалось последней каплей: он с
грохотом уронил зеркало и опустился на колени на ближайшую скамью.
Мы бросились обратно к витражу, осматривали и ощупывали его. Он был в
точности таким, каким вышел из рук бирмингемских мастеров. Но
экспериментировать с зеркалами вновь мы не решились.
Делать нам здесь больше было нечего; на следующее утро окно опять
прикрыли досками, и богослужения в церкви возобновились. Мы вступили в
контакт с изготовителями витража. Разумеется, мы и словом не обмолвились в
письме о том, что творение их искусных рук повело себя столь неподобающим
образом. Нет, мы представили дело так, будто заинтересовались их работой и
хотим узнать, не может ли фирма изготовить еще один витраж по тому же
рисунку. Мы просили по крайней мере назвать имя художника. От фирмы пришел
ответ, что они с радостью изготовят для нас образчик своего искусства,
подобный тому, который нас заинтересовал, и даже превосходящий его. Что же
до упомянутого нами витража, то, к несчастью, эскизы к нему утрачены. У них
хранятся эскизы ко всем их изделиям за последние полвека. Тем более
удивительно (а у нас это вызвало не только удивление), что нужные нам
рисунки не удалось отыскать. Итак, этот след был потерян.
Прошла неделя-другая, и мы получили от фирмы письмо, в котором
говорилось, что они выяснили, почему не смогли обнаружить эскизы к
интересующему нас витражу. Оказалось, что эти рисунки сделал брат прежнего
священника, помощник начальника... тюрьмы. Это было первое наше удивительное
открытие, а следующим шагом стало посещение самой тюрьмы. Помощника