"Николай Семенович Лесков. Страстная суббота в тюрьме" - читать интересную книгу автора

- Да не могу, братцы. Дело соседское, еще история из-за вас выйдет.
- Ничего, - отвечают несколько голосов. - У нас из этого просто. Вам
какое дело? Мы наймаемся и только.
- Нанимайте, - шепчет мне стоящий возле меня подкурок. - Что нам за
дело? Нешто мало этого бывает? У нас из эвтого просто, - прибавляет он в
виде неопровержимого аргумента.
Поприсмотревшись, и я понял, что все это действительно очень просто, и
даже перестал опасываться принимать рабочих, не исполнявших своих
обязанностей к прежним нанимателям, потому что не принимал их я, они шли к
соседу и нанимались у него по той же самой простоте. Видно, не нами эта
простота началась, не нами она и кончится: только мой знакомый англичанин
никак этого не возьмет себе в толк, отчего у нас изо всего так просто, и я
объясняю себе его недальновидность вредными последствиями западной
цивилизации.
Но возвратимся к тюрьме 3-й адмиралтейской части.
В первой комнате третьего этажа, расположенной точно так же, как
второй, сидит опять молодой француз. Ему на вид лет 20; одет в поношенный
суконный сюртук; в комнате все в порядке, постель закрыта одеялом. Арестант
говорит прекрасным парижским языком и жалуется на медленность по его делу.
Он содержится за то же преступление, как и первый француз, которого мы
видели в одной из одиночек второго этажа. Рядом с его комнатой комната
художника, обличаемого в одинаковом отвратительном преступлении с русым
парнем, который содержится во втором этаже.
Художнику на вид лет 40; он немец. Волосы с сильной проседью, одет
очень опрятно, в галстук вколота булавка с каким-то камешком. Лицо очень
скромное и даже доброе. Глаза выражают страдание, нос, что называют -
утиный, в углах губ видна сильная сдержанность; признаков особенно развитой
чувственности на лице уловить невозможно. Он жалуется на медленность
следствия и надеется, что его пустят на поруки. Он работал у одного
известного в Петербурге литографа и думает, что тот возьмет его на свое
поручительство.
- Скверное дело, - говорит ему г. Л.
- Да, обвинение, но не дело. Дело пустое. Его никто не докажет, а
взвести - мало ли что можно?
- Скверное дело - большая ответственность.
- Я вам говорю, что дело ложное. Лишь бы вели скорее следствие. Я об
этом только и прошу.
Дальше в комнате очень молодой человек с красивым лицом, в котором
заметна сильная вкрадчивость.
- Ну что? - спрашивает его Л.
- Да все ничего нет. Свидетелей нет; все тянут, - отвечал он очень
бойко.
- Сам был полицейским сыщиком, - сказал мне Л., указывая на
арестанта, - да и попался.
- Что он сделал?
- Бумаги там подписал какие-то фальшивые, - сказал квартальный.
- Этакой дока, а все-таки попался, - говорит Л.
- Что ж? Я только за других расписался, а никакого умысла не было.
Он начал о чем-то просить Л., я подошел к столику, на котором лежали
книги и газеты. Тут была "Монфермельская молочница", несколько переводных