"Н.С.Лесков. Дама и фефела" - читать интересную книгу автора

Таврическом саду появилась сама мать с зонтиком и с книгой в руках, а Праши
уже не было.
Что у них случилось?

VIII

Помню серый, холодноватый день. Мать сидит и держит в руке волюмчик
Таухницского издания. Но чтение, по-видимому, плохо ее занимает: она роняет
книгу и опять ее поднимает, кладет ее на колени и хочет резать листы
головною шпилькой, но листы рвутся, и книга падает. Она хочет ее поймать и
попадает себе в лицо зонтиком, который держит в руке, вместо того чтобы
положить его возле себя и сделать, что нужно, обеими руками. Ребенку
наскучило смотреть на это неуклюжество, и он стал плакать. Тогда дама
бросила книгу и стала поправлять дитя, но у нее ничего не выходило. Она
нагнулась пребезобразно над коляской ребенка и оцарапала ему булавкой лицо;
он заревел. Она ему погрозила, потом выхватила его и перевернула, опустив
его вниз головою, и, рассердясь на себя, прибила его рукой справа и слева.
Ребенок вытянулся и зашелся в рыданиях. Две близко сидевшие дамы в самых
мягких выражениях заметили матери, что ребенок испугался и что от этого
может случиться припадок. Она отвечала им, что это "не их дело", что она
"сама мать", и, быстро встав с места, она повезла колясочку к выходу из
сада, но на виду у всех попала в колесо зонтиком и за один прием переломила
в зонтике ручку и опрокинула коляску. Это ее так взбесило, что она бросила и
коляску и ребенка и со всех ног упала ниц в траву куртины и истерически
зарыдала.
Дитя, видя безумие матери, стихло.
Несколько дам кинулись к ней, чтобы ей помогать, но она на них навела
ужас своими судорогами, и дамы отступились.
Пришли садовый сторож и солдат и стали ее поднимать, но она вскрикнула:
"Peste!" - и ударила их обоих по рукам обломком зонтика, а потом встала
сама, посадила дитя и повезла сбоченившуюся коляску, не обращая ни малейшего
внимания на ребенка, который теперь, однако, молчал, как будто он понял, что
его дело не шутка.
Произошло вот что: Праша узнала, что ее "смирный" и "простой" барин
заболел и валяется без присмотра и без помощи, так что и "воды подать
некому". Внутренний жар и истома недуга ей были знакомы, и она знала, что
тут нужна помощь. Больше ей соображать было нечего, и она сейчас же бросила
ребенка матери на руки и ушла служить больному. Как простолюдинка, она
начала с того, что она его "убрала", то есть освежила его постель, вытерла
самого его водой с уксусом, обласкала утешительными словами и сварила ему
бульон, а потом, когда он "пошел на поправку", он ощутил близость ее
женственного присутствия и отблагодарил ее своим мужским вниманием. Это ведь
так обыкновенно... Но, может быть, это ему надо поставить в вину, особенно
если он не придавал этому серьезного значения; но она... она "вся ему
предалась" и ни о чем более вовсе и не рассуждала.
- Я, - рассказывала она, - только и хотела, чтоб он знал, что он теперь
не один, а у него есть раба.
Такое сердце, и такие понятия.
Но не пренебрегите пока этим рабским сердцем.