"Н.С.Лесков. Дама и фефела" - читать интересную книгу автора

И, перекрестив несколько раз своего ребенка, сидевшего на левой руке
девушки, дама подала ей в правую руку дождевой зонтик и пропела:

Voici qua tourne la guerre,
Quand Pucelle porte banniere!
{Вот как оборачивается война,
когда знамя несет Девственница! (франц.).}

Затем она взяла девушку за плечи, повернула и, воскликнув: "Peste!"
{Черт возьми! (франц.).} - выставила ее за дверь.
Девушка эта на вид была ни хороша, ни дурна и не казалась ни умною, ни
глупою, а какова она была на самом деле, это увидим ниже.
Звали ее Прашею.
Супруги "разъехались". Совершилось это почти так, как часто делается,
то есть "не без неприятностев", - ни смиренство мужа, ни французские
ритурнели жены не устранили ссоры, и при самом последнем "adieu" дело не
обошлось без участия "народных представителей" в лице двух дворников,
которые при этом обнаружили непосредственное народное миросозерцание.
"Неприятность" поднялась было из-за маленькой книжной этажерки, которую
тянули в две противоположные стороны до тех пор, пока она с треском
распалась на свои составные части, и тогда те части, которые остались в
руках дамы, полетели в лицо мужу.
Один из народных представителей был против этого и говорил, что "не
надо шкандалить, а надо разойтись чинно и благородно", но другой, напротив,
находил, что это так и следует, и сказал: "Если не ссориться, так тогда
зачем и расходиться?" Мне это показал ось оригинально, и я после побеседовал
с этим мыслителем, по выводам которого "в разврат идти" (то есть
разлучаться) можно только "до того поругамшись, когда уже терпеть нельзя.
Тогда и разводись. И тогда - поскандалить очень приятно, потому что вперед
лучше и знаться не захочешь".
Это рассуждение осталось у меня в памяти, и я не раз в жизни видел, что
в нем есть основательность.
Но, как бы то ни было, супруги разлучились таким образом, что
взволнованный и огорченный муж прошипел на пороге:
- Желаю вам всего лучшего!
А жена ему ответила:
- Diable temporte! {Убирайся к черту! (франц.).} - и заперла за ним
дверь.
Ребенок остался при матери, и с ними же осталась и Праша. С неделю ее
всякий день можно было встречать в Таврическом саду, где она возила в
колясочке писательское дитя. Она хорошо берегла ребенка и очень сожалительно
говорила об изгнанном хозяине.
- Очень простой и смирной, добрый барин! - говорила она и сама
краснела, задумывалась и однажды даже заплакала.
- Вот это хорошо, что вы такая добрая девушка, - сказал я. - Хорошо,
что вы жалеете человека. Но, впрочем, надо жалеть и барыню. У нее какой-то
несчастный характер.
- Ах, это точно, что жалеть надо всякого, но она смелищая, а он ужасно
какой смирной. Ему и на воле тоже мало будет хорошего.
И вскоре после этого такой пассаж, что с детскою колясочкой в