"Ален Рене Лесаж. Похождения Жиль Бласа из Сантильяны [И]" - читать интересную книгу автора

воображение, а Маркос, зашедший ко мне после полудня, окончательно угробил
их, подтвердив то, что сообщил аптекарский ученик.
- Любезный Диего, - сказал добрый старик, - я в восторге от того, что
доктор Олоросо прогнал меня: он избавил меня от многих хлопот. Не говоря о
том, что я тяготился взятой на себя позорной ролью, мне пришлось бы еще
придумывать всякие хитрости и извороты, чтоб устраивать вам тайные
свидания с Мерхелиной. Боже, какая обуза! Но, благодарение небу, я
отделался от всех этих неприятных забот и от связанных с ними опасностей.
Вам же, друг мой, советую не печалиться об утрате нескольких приятных
минут, Которые, быть может, повлекли бы за собой тысячи огорчений.
Я перестал питать какие-либо надежды, а потому внял нравоучению Маркоса
и отказался от своего романа. Признаюсь, что я не принадлежал к числу тех
упорных любовников, которые ополчаются на препятствия, а если б и был
таковым, то госпожа Мелансия, наверно, заставила бы меня расцепить зубы.
Судя по тому, как описывали ее нрав, она была в состоянии довести до
отчаяния любого вздыхателя. Несмотря, однако, на столь мрачную
характеристику, я дня два-три спустя узнал, что докторша ухитрилась
усыпить этого аргуса или подкупить его совесть. Выйдя из цирюльни, чтоб
побрить на дому одного из наших клиентов, я встретил добрую старушку,
которая спросила, не зовут ли меня Диего из Ла-Фуэнте. Получив
утвердительный ответ, она сказала:
- Раз это так, то вас именно мне и надобно. Приходите сегодня ночью к
воротам доньи Мерхелины, а когда вы там будете, то подайте какой-нибудь
знак и вас проведут в дом.
- Хорошо, - отвечал я, - в таком случае надо условиться насчет знака. Я
прекрасно подражаю кошке и промяукаю несколько раз.
- Вот и отлично, - отвечала вестница любви, - я так и передам сеньоре
Мерхелине. Ваша покорная слуга, сеньор Диего; да хранит вас господь! Ах,
какой вы красавчик! Клянусь святой Агнесой, что, будь мне снова пятнадцать
лет, я б никого не выбрала, кроме вас.
С этими словами услужливая старушка меня покинула.
Легко можете себе представить, как сильно взволновало меня это
приглашение: прощай, нравоучение Маркоса! Я с нетерпением ждал ночи и, как
только наступил час, когда, по моему предположению, доктор Олоросо должен
был улечься в постель, я отправился к его крыльцу. Там я принялся мяукать
так громко, что меня можно было слышать издалека, к великой славе
наставника, обучившего меня этому прекрасному искусству. Минуту спустя
сама Мерхелина открыла мне потихоньку дверь и заперла ее, как только я
очутился в доме. Мы пробрались в покой, в котором происходил наш последний
концерт и где теперь тускло горел ночник, стоявший в камине. Усевшись
рядышком, чтоб побеседовать, мы оба оказались сильно взволнованными, с той
только разницей, что ее волнение происходило исключительно от страсти,
тогда как к моему примешивалась некоторая доля страха. Тщетно уверяла меня
моя красавица, что нам нечего бояться мужа; я ощущал дрожь, отравлявшую
мне все удовольствие.
- Сеньора, - спросил я, - как удалось вам обмануть бдительность вашей
дуэньи? После того, что мне наговорили про почтенную Мелансию, я уже не
рассчитывал получить от вас весточку, а тем более встретиться с вами
наедине.
В ответ на эти слова донья Мерхелина улыбнулась и сказала: