"Ален Рене Лесаж. Похождения Жиль Бласа из Сантильяны [И]" - читать интересную книгу автора

наполненный всевозможными благовониями. Она зажгла монашки и окурила все
мое платье, а затем щедро опрыскала его духами. Покончив с окуриванием и
опрыскиванием, эта милосердная особа отправилась сама на кухню за хлебом,
вином и несколькими кусками жареной баранины, которые припасла для меня.
Затем она заставила меня приняться за еду и, по-видимому, находила
удовольствие в том, чтоб мне прислуживать, так как то разрезала жаркое, то
подливала мне в стакан вина, хотя я и Маркос всячески ее от этого
удерживали. После того как я покончил с ужином, господа концертмейстеры
принялись настраивать голоса под гитару и угостили донью Мерхелину таким
дуэтом, от которого она пришла в восторг. Правда, мы умышленно выбирали
песни, слова которых льстили ее любви, и надо еще сказать, что во время
исполнения я бросал на нее украдкой взгляды, подливавшие масла в огонь,
ибо начинал входить во вкус этой забавы. Хотя концерт продолжался немалое
время, однако же он мне нисколько не наскучил. Что касается моей дамы,
которой часы казались минутами, то она охотно слушала бы нас всю ночь,
если б старик-стремянный, которому минуты казались часами, не напомнил ей,
что время уже позднее. Мерхелина заставила его повторить это, по крайней
мере, раз десять, но тут она наткнулась на упорного человека, который не
успокоился до тех пор, пока я, наконец, не ушел. Будучи весьма разумным и
осторожным и видя, что его госпожа потеряла голову от безумной страсти, он
боялся, как бы с нами не приключилось неприятности. Его опасения вскоре
оправдались: потому ли, что доктор заподозрил какую-то тайную интригу, или
потому, что демон ревности, до тех пор его не беспокоивший, захотел ему
досадить, но он выразил недовольство по поводу наших концертов. Мало того:
он запретил их по праву хозяина и, не входя ни в какие объяснения
относительно своего поступка, заявил, что впредь не потерпит в доме
присутствия посторонних мужчин.
Маркос сообщил мне об этом распоряжении, которое главным образом
касалось меня. Оно причинило мне немалую досаду, ибо у меня зародились
надежды, от которых жаль было отказаться. Но как правдивый историк, точно
передающий события, я должен сознаться, что терпеливо покорился своей
печальной участи. Не так обстояло дело с Мерхелиной: запрещение только
разожгло ее страсть.
- Любезный Маркос, - сказала она старику, - только вы один в состоянии
мне помочь. Устройте, пожалуйста, так, чтоб я могла тайно свидеться с
Диего.
- Чего вы требуете от меня? - воскликнул он, рассердившись. - Я и без
того был слишком податлив. Вовсе не намерен в угоду вашей безумной страсти
способствовать бесчестию своего господина, погубить вашу репутацию и
опозорить себя самого, ибо всю свою жизнь я был безупречным слугой. Лучше
уйду из вашего дома, нежели стану служить столь постыдным образом.
- Ах, Маркос! - прервала его сеньора, испуганная этими последними
словами, - вы разрываете мне сердце, когда говорите о своем уходе.
Неужели, жестокий человек, вы собираетесь меня покинуть, после того как
довели до такого состояния. Верните мне прежде мою гордость и дикий нрав,
который вы искоренили. Ах, почему не обладаю я, как раньше, этими
благотворными недостатками! Я была бы спокойна, между тем как ваши
назойливые увещевания лишили меня душевного мира, которым я наслаждалась.
Желая исправить мой характер, вы меня совратили... Но что я говорю,
несчастная? - продолжала она, заливаясь слезами, - к чему попрекаю вас