"Ален Рене Лесаж. Похождения Жиль Бласа из Сантильяны [И]" - читать интересную книгу автора

сыновей. Старший, по имени Николае, получил цирюльню и унаследовал
отцовское ремесло; следующий, которого звали Бертран, пристрастился к
торговле и сделался щепетильником (*45); Томас же, третий сын, стал
школьным учителем. Что касается младшего сына, Педро, то он чувствовал
призвание к изящной словесности, а потому продал небольшой участок земли,
доставшийся ему при разделе, и поселился в Мадриде, где надеялся со
временем отличиться благодаря своим знаниям и уму. Трое старших братьев не
разлучались друг с другом и, обосновавшись в Ольмедо, женились на
крестьянских дочках, принесших им незначительное приданое, но зато
обильное потомство. Они плодили детей как бы взапуски. Что касается матери
моей, жены цирюльника, то за первые пять лет брака она произвела на свет
шестерых ребят, в том числе и меня. Отец мой научил меня с детства
обращаться с бритвой, а когда мне минуло пятнадцать лет, взвалил мне на
плечи вот эту котомку, опоясал меня длинной шпагой и сказал:
- Теперь, Диего, ты в состоянии сам себя прокормить. Погуляй по белу
свету: тебе необходимо постранствовать, чтоб обтесаться и приобрести
совершенство в своем ремесле. Ступай и не возвращайся до тех пор, пока не
обойдешь всей Испании. Смотри, чтоб я до этого времени ничего о тебе не
слыхал.
С этими словами он дружески обнял меня и выставил за дверь.
Вот как простился со мной отец. Что же касается матушки, отличавшейся
менее суровым нравом, то она, казалось, была более чувствительна к моему
отъезду. Пролив несколько слез, она даже тайком сунула мне в руку дукат.
Покинув Ольмедо, я направился по сеговийской дороге, но, не пройдя и
двухсот шагов, остановился, чтоб осмотреть свою котомку. Мне хотелось
ознакомиться с ее содержимым и узнать, как велико мое состояние. Я
обнаружил в ней ремень для правки, кусок мыла и футляр с двумя бритвами,
настолько иступившимися, что казалось, будто ими перебрили не менее десяти
поколений. Кроме того, там лежала совершенно новая посконная рубаха,
старые отцовские башмаки и двадцать реалов, завернутых в полотняную
тряпку, которым я особенно обрадовался. Вот каково было мое богатство. Из
этого вы можете заключить, что, отпуская меня со столь малыми деньгами,
почтенный цирюльник Николае весьма рассчитывал на мою изворотливость.
Впрочем, обладание дукатом и двадцатью реалами не преминуло ослепить юнца,
никогда еще не располагавшего деньгами. Я счел финансы свои неисчерпаемыми
и, не чуя ног от радости, продолжал путь, поминутно поглядывая на рукоять
рапиры, которая при каждом шаге ударяла меня по икрам или путалась между
ногами.
К вечеру, жестоко проголодавшись, прибыл я в деревню Атакинес.
Остановившись на постоялом дворе, я приказал подать себе ужин таким
заносчивым тоном, словно был в состоянии, бог весть как, швырять деньгами.
Трактирщик, посмотрев на меня внимательно и раскусив, с кем имеет дело,
ответил мне вкрадчивым тоном:
- Не беспокойтесь, сударь, вы останетесь отменно довольны: я попотчую
вас по-царски.
Сказав это, он отвел меня в небольшую каморку, куда четверть часа
спустя принес рагу из кота, которое я съел с не меньшим аппетитом, чем
если бы оно было из зайца или кролика. К сему великолепному кушанью он
подал мне вино, лучше которого, по его словам, не пивал и сам король. Хотя
я заметил, что оно прокисло, однако же оказал ему такую же честь, как и