"Ален Рене Лесаж. Похождения Жиль Бласа из Сантильяны [И]" - читать интересную книгу автора

того, чтоб пристойно развлечься и без всякого риска пить теплую воду.
Нельзя довольно надивиться мудрой предусмотрительности древних
руководителей гражданской жизни, устроивших общественные места, где каждый
прохожий мог испить теплой воды, и приказавших хранить вино в аптеках,
откуда оно выдавалось только по предписанию врачей. Какой образец
мудрости! Видимо, - добавил он, - следует отнести к благословенным
пережиткам древней умеренности, достойной золотого века, то
обстоятельство, что теперь еще встречаются такие люди, как мы с тобой,
которые пьют одну только воду и которые надеются предохранить и излечить
себя от всех болезней, употребляя воду подогретую, но отнюдь не
прокипевшую; ибо я заметил, что кипяченая вода перегружает желудок и
приносит ему меньше пользы.
Меня несколько раз подмывало расхохотаться, пока он держал эту
витиеватую речь. Тем не менее я сохранил серьезность и даже выразил полное
согласие с мнениями доктора, т.е. осудил употребление вина и пожалел о
людях, пристрастившихся к столь пагубному напитку. Затем, все еще
испытывая жажду, я налил себе огромный кубок воды и, выпив его большими
глотками, сказал своему господину:
- Давайте же, сеньор, упиваться этим благотворным напитком. Возродим в
вашем доме тот древний термополии, о коем вы так сильно сожалеете.
Он весьма одобрил мои слова и битый час уговаривал никогда не
употреблять ничего, кроме воды. Я обещал приучить себя к хваленому напитку
и для этой цели пить его всякий вечер в больших количествах; а чтобы
вернее сдержать свое обещание, я, ложась спать, решил ежедневно
заглядывать в кабак.
Неприятное происшествие, приключившееся со мной у бакалейщика, не
помешало мне продолжать медицинскую практику и на другой же день снова
прописывать больным кровопускание и питье теплой воды. Выходя из дома
одного поэта, страдавшего буйным помешательством, повстречал я старушку,
которая остановила меня и осведомилась, не врач ли я. Услыхав, что она не
ошиблась, старуха продолжала:
- Коли так, сеньор доктор, то нижайше прошу вас пойти со мной:
племяннице моей неможется со вчерашнего дня, а мне невдомек, что у нее за
болезнь.
Старуха привела меня к себе в дом и пригласила пройти в довольно
опрятную комнату, где я увидел женщину, лежавшую в постели. Подойдя к
больной, чтоб ее осмотреть, я был поражен чертами ее лица и, внимательно
приглядевшись, с несомненностью опознал в ней авантюристку, так хорошо
разыгравшую роль Камилы. Что касается до нее, то она меня, по-видимому, не
узнала, потому ли, что очень страдала от болезни, или потому, что
докторское платье ввело ее в заблуждение. Я взял ее за руку, чтоб пощупать
пульс, и узрел у нее на пальце свой перстень. Вид предмета, которым я был
в праве завладеть, привел меня в величайшее волнение, и я испытал немалое
желание попробовать, не удастся ли мне его отобрать; но, рассудив, что
женщины поднимут крик и дон Рафаэль или какой-нибудь другой защитник
прекрасного пола может прибежать на их зов, я поборол в себе это
искушение. Не лучше ли, думалось мне, пока притвориться, а затем
посоветоваться с Фабрисио. На этом последнем решении я и остановился.
Между тем старуха настаивала, чтобы я сказал, чем именно больна ее
племянница. Сознаться в том, что я ничего не смыслю, было бы слишком