"Ален Рене Лесаж. Похождения Жиль Бласа из Сантильяны [И]" - читать интересную книгу автора

за визит и попросили остаться моего антагониста, который, должно быть,
показался им искуснее меня.
После этого приключения со мной чуть было не случилось другого. Я зашел
к одному толстяку певчему, страдавшему лихорадкой. Не успел я обмолвиться
относительно теплой воды, как он высказал такое отвращение к этому
лечебному средству, что принялся неистово ругаться. Он осыпал меня
бесчисленными оскорблениями и пригрозил вышвырнуть в окошко, если я
немедленно же не уберусь. Этого я не дал повторить себе дважды и поспешил
удалиться.
Решив в тот день больше не навещать больных, я пошел в питейный дом,
где мы с Фабрисио условились встретиться. Он уже был там. Так как нам
обоим хотелось выпить, то мы устроили здоровую пирушку и вернулись к своим
господам в соответствующем виде, т.е. сильно на взводе. Но сеньор Санградо
не заметил моего опьянения, так как я с таким оживлением рассказал ему про
столкновение с лекарем, что он принял мой пыл за последствие возбуждения,
еще не улегшегося после схватки. К тому же и сам он фигурировал в моем
донесении и, чувствуя себя задетым доктором Кучильо, сказал мне следующее:
- Ты хорошо поступил, Жиль Блас, защищая честь наших методов лечения
против этого жалкого ублюдка медицинского факультета. Как? Он считает, что
больным водянкой нельзя давать воды? Неуч он этакий! А я утверждаю, что
они должны ее пить. Да, - продолжал он, - вода вылечивает от всевозможных
видов водянки, подобно тому, как она помогает при ревматизмах и бледной
немочи; она также весьма полезна при лихорадке, когда человека бросает то
в жар, то в холод, и оказывает чудесное действие даже при таких
страданиях, которые происходят от золотухи, от выделения серозной
жидкости, мокроты или слизи. Такие воззрения кажутся странными молодым
врачам, вроде Кучильо, но при серьезном отношении к медицине всякий сочтет
их вполне обоснованными. Если б эти люди были способны мыслить логически,
то не поносили бы меня, а, напротив, восхищались бы моим методом и
сделались бы самыми горячими его адептами.
Сеньор Санградо был вне себя от гнева, а потому даже не заподозрил
моего опьянения; я же, стараясь обозлить его еще больше против лекаря,
вставлял в свой отчет кое-какие обстоятельства собственного изобретения.
Однако его интерес к моему рассказу не помешал ему заметить, что я в этот
вечер пил воду более обыкновенного.
Действительно, у меня от вина сильно пересохло в горле. Всякий другой
на месте Санградо отнесся бы с подозрением к такой жажде, побуждавшей меня
поглощать воду огромными глотками; но он, разумеется, вообразил, что я
начинаю входить во вкус этого напитка.
- Что я вижу, Жиль Блас! - сказал он мне с улыбкой, - ты уже не питаешь
больше отвращения к воде и, слава богу, пьешь ее, как нектар. Это, друг
мой, меня нисколько не удивляет; я знал, что ты к ней привыкнешь.
- Сеньор, - отвечал я, - всякому овощу свое время; в данную минуту я
отдал бы бочку вина за кружку воды.
Такой ответ привел доктора в восхищение, и он не упустил столь удобного
случая отметить превосходные свойства воды, а потому пустился в новые
дифирамбы, но уже не как холодный ритор, а как пылкий энтузиаст.
- В тысячи и тысячи раз почтеннее и невиннее наших современных
трактиров те термополии (*39) прошлых веков, куда собирались не для того,
чтоб накачиваться вином и позорно растрачивать состояния и жизнь, а для