"Ален Рене Лесаж. Похождения Жиль Бласа из Сантильяны [И]" - читать интересную книгу автора

- Мне смутно представляется, что я вас уже видела; помогите мне
вспомнить.
- Целомудренная Хасинта, - ответил ей Фабрисио, - считаю за великую
честь, что обратил на себя ваше внимание; я два раза приходил сюда за
своим барином, сеньором Мануэлем Ордоньесом, смотрителем богадельни.
- Ах, да! - сказала ключница. - Теперь вспоминаю и узнаю вас. Но раз вы
состоите при сеньоре Ордоньесе, то вы, несомненно, человек честный и
благонравный. Ваша служба говорит за вас, и этот молодой человек не мог бы
пожелать себе лучшего поручителя. Пойдемте, - добавила она, - я отведу вас
к сеньору Седильо. Думаю, что он будет рад взять слугу по вашей
рекомендации.
Мы последовали за сеньорой Хасинтой. Каноник жил в нижнем этаже, и
апартаменты его состояли из четырех покоев, отделанных отличной панелью и
расположенных анфиладой. Ключница предложила нам обождать минутку в первой
горнице и, покинув нас, пошла во вторую, где находился каноник. Пробыв с
ним некоторое время наедине и изложив ему наше дело, она вернулась и
сказала, что мы можем войти.
Мы увидели старого подагрика, утопавшего в кресле: голова покоилась на
подушке, руки лежали на думках, а ноги опирались на тюфячок, туго набитый
пухом. Мы подошли к канонику, не скупясь на поклоны, и Фабрисио, снова
взяв слово, не ограничился повторением того, что сказал ключнице, а
принялся восхвалять мои достоинства и остановился главным образом на
славе, которую я снискал себе на философских диспутах у доктора Годинеса,
словно для поступления в лакеи к канонику мне надлежало быть великим
философом. Тем не менее этими дифирамбами моей особе Фабрисио ухитрился
пустить пыль в глаза лиценциату, который, заметив к тому же, что сеньора
Хасинта ничего против меня не имеет, сказал моему поручителю:
- Друг мой, я принимаю к себе на службу сего юношу, которого ты привел.
Он мне понравился, и я доброго мнения о его нраве, поскольку он
представлен мне служителем сеньора Ордоньеса.
Убедившись, что я принят, Фабрисио отвесил поклон канонику, другой, еще
более глубокий, ключнице и, шепнув мне, чтоб я остался и что мы еще
увидимся, удалился, весьма довольный результатами своих хлопот. Как только
он вышел, лиценциат спросил, как меня зовут и отчего я покинул родину,
каковыми вопросами побудил меня рассказать мои похождения в присутствии
сеньоры Хасинты. Этим я их весьма позабавил, в особенности же описанием
своего последнего приключения. История с Камилой и доном Рафаэлем вызвала
у них неудержимый приступ смеха, который чуть было не стоил жизни старому
подагрику, ибо, хохоча во все горло, сеньор лиценциат так раскашлялся,
что, казалось, был готов отдать душу богу. Духовная еще не была написана:
судите поэтому об ужасе ключницы. Растерявшись и вся дрожа, бросилась она
на помощь бедняге и, прибегнув к средствам, которыми останавливают у детей
кашель, принялась тереть ему лоб и хлопать его по спине. Однако тревога
оказалась ложной: старец перестал кашлять, а ключница его тормошить. Я
хотел было закончить свой рассказ, но сеньора Хасинта, опасаясь вторичного
припадка, воспротивилась этому. Она увела меня из опочивальни каноника в
гардеробную, где среди прочего платья хранилась ливрея моего
предшественника. Ключница предложила мне надеть ее и спрятала на ее место
мое одеяние, которое я был не прочь сберечь - в надежде, что оно мне еще
пригодится. Затем мы вдвоем отправились готовить обед.