"Ален Рене Лесаж. Похождения Жиль Бласа из Сантильяны [И]" - читать интересную книгу автора

чтобы лишний раз убедиться, какой я дурак". Все же мне хотелось выяснить
стоимость перстня и я отправился к брильянтщику, который оценил его в три
дуката. Услыхав эту оценку, которая, впрочем, нисколько меня не удивила, я
послал к дьяволу племянницу филиппинского губернатора, т.е. воздал бесу
бесово. Когда я выходил от брильянтщика, со мной поровнялся какой-то
молодой человек, который тут же остановился и принялся внимательно меня
разглядывать. Сперва я его не узнал, хотя и был с ним хорошо знаком.
- Как, Жиль Блас? - обратился он ко мне, - вы прикидываетесь, будто не
знаете, кто я? Или два года так изменили сына цирюльника Нуньеса, что его
и узнать нельзя? Вспомните Фабрисио, своего земляка и однокашника. Сколько
раз мы спорили с вами у доктора Годинеса об универсалиях и метафизических
степенях (*26).
Не успел еще Фабрисио договорить этих слов, как я узнал его, и мы
обнялись самым сердечным образом.
- Сколь я рад тебя видеть, дружище! - продолжал он. - Не знаю даже, как
выразить свой восторг... Однако, - воскликнул он с удивлением, - какой у
тебя блестящий вид. Ведь ты, прости господи, расфуфырился, как принц.
Прекрасная шпага, шелковые чулки, камзол и епанча бархатные, да к тому же
с золотым шитьем. Футы-нуты! это дьявольски попахивает любовной интрижкой.
Держу пари, что ты пользуешься милостями какой-нибудь щедрой старушки.
- Жестоко заблуждаешься, - отвечал я, - дела мои далеко не так
блестящи, как тебе кажется.
- Рассказывай сказки! - возразил он. - Скромничаешь, любезный. А что
это у вас за перстень на пальце, сеньор Жиль Блас? От кого он, с вашего
разрешения?
- От самой отъявленной плутовки. Ах, Фабрисио, мой милый Фабрисио, я
вовсе не баловень вальядолидских женщин; напротив, друг мой, они меня
одурачили.
По грустному тону, которым я произнес эти последние слова, Фабрисио
понял, что со мной сыграли какую-то штуку. Он попросил меня объяснить,
почему я так жалуюсь на прекрасный пол. Я охотно согласился удовлетворить
его любопытство, но так как история моя была не из коротких, да к тому же
нам хотелось побыть вместе подольше, то зашли мы в питейный дом, где можно
было удобнее побеседовать. Там я рассказал ему за завтраком все, что
произошло со мной после отъезда из Овьедо. Мои приключения показались ему
весьма диковинными и, выразив мне сочувствие по поводу досадного
положения, в котором я очутился, он сказал:
- Не надо огорчаться житейскими невзгодами, друг мой: помни, что
сильные и смелые души тем и отличаются от слабых. Очутившись в беде,
мудрец терпеливо дожидается лучших времен. Цицерон учит никогда так не
падать духом, чтоб забыть самое главное, а именно: что ты - человек. У
меня самого как раз такой характер: несчастья меня не угнетают; я стою
выше всяких превратностей судьбы. Вот, к примеру: влюбился я в Овьедо в
одну отцовскую дочь, которая ответила мне взаимностью; я попросил у отца
ее руки, но он отказал мне. Другой на моем месте умер бы с горя, а я -
дивись же силе духа! - похитил эту юную особу. Она была живой и ветреной
кокеткой, а потому ставила свои прихоти выше долга. Полгода возил я ее по
Галисии, после чего, войдя во вкус путешествий, пожелала она поехать в
Португалию, однако выбрала на сей раз другого попутчика. Новый удар! Но я
не пал под бременем этого несчастья и поступил мудрее Менелая: вместо того