"Ален Рене Лесаж. Похождения Жиль Бласа из Сантильяны [И]" - читать интересную книгу автора

ГЛАВА IX. О серьезном событии, последовавшем за этим приключением

Мы пробыли в лесу большую часть дня, не заметив ни одного
путешественника, который мог бы расплатиться за монаха. Наконец мы выехали
из чащи с намерением вернуться восвояси, ограничив свои подвиги означенным
комическим происшествием, все еще служившим темой разговора, как вдруг
увидали издали карету, запряженную четверкой мулов. Она неслась на нас во
весь опор, и сопровождали ее трое верховых, отлично, как мне показалось,
вооруженных и готовых оказать нам сопротивление, если б мы осмелились их
затронуть. Роландо приказал отряду остановиться, чтоб держать по этому
поводу совет, в результате какового решено было атаковать
путешественников.
Тотчас же выстроил он нас так, как ему хотелось, и мы двинулись
развернутым фронтом навстречу карете. Невзирая на похвалы, полученные мною
в лесу, я почувствовал, что меня пробирает сильная дрожь, и вскоре тело
мое покрылось студеным потом, не предвещавшим ничего хорошего. К этим
приятным ощущениям присоединилось еще и то обстоятельство, что я ехал в
передней шеренге между атаманом и податаманьем, которые поместили меня
так, чтоб сразу же приучить к огню. Роландо, заметив, насколько немощным
становится мое естество, взглянул на меня искоса и сказал резким тоном:
- Послушай, Жиль Блас, не забывай своего долга. Предупреждаю тебя, что
если ты отступишь, я прострелю тебе голову из пистолета.
Я был слишком уверен, что он исполнит свое обещание, чтоб пренебречь
этим предупреждением, и поскольку с обеих сторон мне грозила одинаковая
опасность, то помышлял только о том, как бы препоручить богу свою душу.
Тем временем карета и верховые приближались. Они поняли, что мы за
люди, и, догадавшись по боевому строю о наших намерениях, остановились на
расстоянии мушкетного выстрела. Вооружение их состояло, так же как и наше,
из карабинов и пистолетов. Пока всадники готовились дать отпор, из кареты
вышел статный и богато одетый человек. Он сел на запасную лошадь, которую
один из верховых держал под уздцы, и стал во главе своих людей.
Хотя было их четверо против девятерых, - ибо кучер остался на козлах, -
однако же они устремились на нас с такой решимостью, что страху у меня
прибавилось вдвое. Я дрожал всем телом, но все же готовился выстрелить;
однако, выпуская заряд из карабина, я, по правде говоря, зажмурил глаза и
отвернул голову, а потому полагаю, что, стреляя таким манером, не отягчил
своей совести.
Не стану обстоятельно описывать эту схватку: хотя я там и
присутствовал, однако же ничего не видал; страх, помутив мне ум, скрыл от
меня ужас того самого зрелища, которое меня пугало. Могу только сказать,
что после бешеной мушкетной перестрелки я услыхал, как товарищи мои кричат
во все горло: "Победа! Победа!" При этих возгласах страх, сковывавший мои
чувства, рассеялся, и я увидел безжизненные тела четырех всадников,
лежавших на поле битвы. С нашей стороны пал всего лишь один человек. То
был расстрига, который в данном случае получил только то, что заслужил
нарушением обета и кощунственными шутками над ладанками. Одному из наших
пуля попала в правую коленную чашечку. Податаманье также был ранен, но
очень легко, так как заряд только ссадил ему кожу.