"Ален Рене Лесаж. Похождения Жиль Бласа из Сантильяны [И]" - читать интересную книгу автора

постель, а я вернулся в залу, убрал со стола и привел все в порядок. Затем
я пошел на кухню, где Доминго - так звали старого негра - и сеньора
Леонарда ужинали, поджидая меня. Хотя я не чувствовал никакого аппетита,
однако не преминул к ним подсесть. Есть я не могу, и так как у меня были
веские основания выглядеть печальным, то обе сии достойные друг друга
фигуры принялись меня утешать, однако же такими речами, которые скорее
были способны ввергнуть меня в отчаяние, нежели утолить мою скорбь.
- Чего вы печалитесь, сын мой? - говорила старуха. - Вам скорее
надлежало бы радоваться, что вы находитесь здесь. Вы молоды и, как видно,
легковерны, - живя в свете, вы скоро сбились бы с пути. Там, без сомнения,
нашлось бы немало распутников, которые соблазнили бы вас на всякого рода
непристойные дела, тогда как здесь ваша добродетель находится в защищенной
гавани.
- Сеньора Леонарда права, - заметил старый негр серьезным тоном. - К
сему можно еще добавить, что в мире нет ничего, кроме напастей.
Возблагодарите всевышнего, друг мой, за то, что вы сразу избавились от
всех житейских опасностей, затруднений и печалей.
Пришлось спокойно выслушать эти речи, ибо я не выиграл бы ничего, если
бы стал за них сердиться. Не сомневаюсь даже, что, обнаружь я свой гнев,
это только подало бы им повод посмеяться надо мной. Наконец, основательно
выпив и закусив, Доминго удалился к себе на конюшню. Леонарда тотчас же
взяла светильник и провела меня в погреб, служивший кладбищем для
разбойников, умиравших своею смертью, где я узрел жалкое ложе, которое
более походило на гроб, нежели на постель.
- Вот ваша спальня, - сказала она, ласково взяв меня за подбородок. -
Юноша, место которого вам выпало счастье заступить, спал тут, пока жил
среди нас, и продолжает покоиться здесь и после своей кончины. Он дал
смерти похитить себя во цвете лет; не будьте таким простаком и не следуйте
его примеру.
С этими словами она вручила мне светильник и вернулась на кухню.
Поставив его наземь, я бросился на свое печальное ложе не столько с
намерением вкусить ночной отдых, сколько для того, чтоб всецело отдаться
своим размышлениям.
"О небо! - воскликнул я, - есть ли участь горше моей? Они хотят лишить
меня солнечного света, и, точно недостаточно того, чтобы быть заживо
погребенным в восемнадцать лет, я вынужден еще прислуживать ворам,
проводить дни среди грабителей, а ночи с мертвецами".
Мысли об этом, казавшиеся мне весьма тягостными и действительно бывшие
таковыми, заставили меня проливать горючие слезы. Стократ проклинал я
намерение своего дяди отправить меня в Саламанкский университет; я
раскаивался в своем страхе перед какавелосским правосудием и был готов
подвергнуться пытке. Но, рассудив, что извожу себя напрасными сетованиями,
я стал обдумывать средство убежать и сказал сам себе:
"Неужели отсюда невозможно выбраться? Разбойники спят; стряпуха и негр
вскоре последуют их примеру; не удастся ли мне, пока они почивают,
разыскать с помощью светильника ход, по которому я спустился в этот ад.
Пожалуй, у меня не хватит сил, чтоб поднять трап над входом. Однако
попытаемся: пусть у меня впоследствии не будет причин попрекать себя.
Отчаянье придаст мне сил, и, быть может, попытка окажется удачной".
Таков был грандиозный план, задуманный мною. Как только мне показалось,